Но Фивы, несмотря на свой отчетливо египетский характер, в течение так называемой «эры Возрождения» (Ухем Месут) Рамзеса XI, также подпали под влияние ливийцев, которые занимали высокие посты в армии. Уже военная клика Пианхи начала санкционированное государством расхищение ценностей из царских гробниц. Во время похода в Нубию Пианхи отправил письмо служащему некрополя Бутехамону и его помощнику Кару в Фивы с приказом «вскрыть гробницу из числа гробниц предков и сохранить ее печать до тех пор, пока я не вернусь»
[307]. Эти распоряжения генерала своим людям отметили начало планомерной политики по вывозу золота из усыпальниц правителей с целью финансирования военной кампании против Панехси и подкрепления растущих амбиций Пианхи.
Если принять во внимание тот факт, что расхищения начались уже при «старом режиме», то становится понятно, кто обладал реальной властью. Стоило Рамзесу XI умереть, как монархия Нового царства сразу же стала достоянием истории, а военные правители Фив — реальными властителями Верхнего Египта. С этих пор систематическое ограбление царских усыпальниц стало официальной политикой новых правителей.
На первых порах главными объектами грабежей стали гробницы XVII династии, могилы родственников царской семьи в Долине цариц и погребальные храмы фараонов на границе возделываемых земель. Затем, под предлогом обеспечения сохранности всех гробниц, правящие круги сосредоточились на Долине царей. На четвертом году правления Херихора (1066 год до н. э.) Бутехамон получил приказ завершить «работы» в гробнице фараона XVIII династии Хоремхеба (1319–1292). Это стало началом конца царских некрополей. В течение следующего десятилетия гробницы фараонов Нового царства расхищались одна за другой. Рабочие, выполнявшие это задание, даже имели карту долины, которой их, видимо, обеспечило правительство. Главной целью этих работ было присвоение несметных запасов золота и прочих драгоценностей, захороненных в фиванских холмах. Затем эти богатства сразу же поступали в правительственную сокровищницу.
Нетронутыми оставались только мумии, растерзанные грабителями в поисках спрятанных драгоценностей. Их отправляли в роскошный офис Бутехамона в Джеме для «обработки и повторного бинтования». Неудивительно, что Бутехамон, без малейшего намека на иронию, гордо именовал себя «надсмотрщик над сокровищами царей». Расхищение гробниц в фиванских некрополях стало настолько обычным явлением в это время, что частные лица планировали места своих погребений с прямо-таки маниакальным стремлением сделать их неприступными и как можно сильнее затруднить работу воров.
Помимо грабежа, исследовательская работа Бутахемона в Долине царей имела еще одну цель — определить постоянное место для хранения тел, бесцеремонно извлеченных из могил. В конце концов идеальным местом было признано расположенное рядом с гробницей Хоремхеба захоронение фараона Аменхотепа II (1428–1397). И в один из роковых дней, примерно в 1050 году, священные останки божественных правителей Египта были собраны и кое-как свалены в одну погребальную камеру. В результате великий Аменхотеп III оказался в гробу, предназначенном для Рамзеса III, который накрыли несоответствующей по размеру крышкой от Сети II. Мернептах разделил гробницу с Сетнахтом, тогда как его собственный саркофаг увезли в Танис, чтобы похоронить в нем нового ливийского правителя Псусеннеса I. В этом кощунственном беспорядке гордый Тутмос IV лежал бок о бок с царем-ребенком Саптахом, воинственный Сетнахт — с больным оспой Рамзесом V.
Это было надругательством над всем, что было свято для египтян. Даже останки самых прославленных фараонов — победителей гиксосов Яххотепа и Яхмоса, основателей поселка строителей Яхмос-Нефертари и Аменхотепа I, а также величайших фараонов-воинов Тутмоса III, Сети I, Рамзеса II и Рамзеса III были сброшены во второй тайник — гробницу одной из цариц XVII династии в ожидании более безопасного захоронения.
В результате этого разграбления, которое официально назвали не иначе, как «восстановлением», военачальники и верховные жрецы Амона, правившие Фивами, сосредоточили в своих руках такие богатства, о каких даже мечтать не могли. Кое-что из награбленного попало в Танис и было похоронено рядом с Псусеннесом и его верным помощником Венджебенджедетом. Фаворит-царедворец, удостоившийся после смерти такого количества золота, скорее всего, был царским агентом в Фивах, которому от имени господина было поручено присматривать за расхищением гробниц.
Однако на каждое золотое кольцо или пектораль, которые попали в северную столицу, приходился десяток тех, которые остались в самих Фивах, чтобы поддержать экономическую и политическую мощь правителей Юга. И Херихор (1069–1033), и его преемник Пинеджем I (1063–1033) чувствовали за собой достаточно сил, чтобы претендовать на царский титул и вступить в борьбу с правителями Таниса. И если Херихор постарался уклониться от прямого столкновения, ограничившись притязаниями на внутреннюю часть храма Ипет-Сут, то Пинеджем пошел дальше. В официальных надписях второго и третьего десятилетий его независимого царствования практически не упоминаются цари Таниса. Для своего захоронения в холмах Фив он использовал гробы из усыпальницы Тутмоса I, чтобы придать своим монархическим притязаниям долю великолепия XVIII династии.
Таким образом, монархия как институт выжила в конце эпохи Рамзесидов исключительно благодаря тому, что пожирала собственное прошлое.
Воля бога
Если богатства фараонов прежних времен и внешние атрибуты монархии можно было присваивать практически в открытую, то купить законность своих притязаний было не так уж просто. Вплоть до падения Нового царства на всех чужеземцев, в том числе и на ливийцев, египтяне по привычке смотрели с пренебрежением. Для цивилизованных жителей долины Нила эти косматые, одетые в перья уроженцы Сахары в лучшем случае были наемниками, в худшем — отвратительными варварами. Естественно, по прошествии пары-тройки десятилетий ливийцы едва ли могли ожидать, что их примут как законных правителей Египта, несмотря даже на то, что в их руках сосредоточилась вся власть.
Как и прежде, решение этой проблемы нашлось в ловком использовании религии. Совершенно не случайно храмы расположились в самом средоточии ливийской власти — и в Танисе, и в Фивах. В эпоху Нового царства религиозным центром монархии был величественный храм Ипет-Сут. Создав его копию в Танисе, Смендес и его наследники пытались получить божественную поддержку своей власти, поместив верховное божество во главе общества. На руку им сыграло и то, что они объявили свою политику продолжением провозглашенной Рамзесом XI «эры возрождения», якобы возвращая Египет в изначальное состояние, когда им на заре времен правили боги. Но на практике имел место решительный разрыв с традициями управления времен Нового царства. Отныне верховная власть исходила непосредственно от Амона-Ра. Имя Амона высекали на стенах храмов, записывали на папирусы, окружая царским картушем. Один из документов называет Амона-Ра «Владыкой Обеих Земель, царем богов, повелителем небес, земли, вод и гор»
[308]. На храмовых рельефах Амон-Ра иногда изображается на месте фараона, вознося молитвы самому себе и другим божествам; к нему часто обращались как к истинному царю Египта. Ненадолго сменивший Смендеса Аменемнису пошел еще дальше, приняв имя, означающее «Амон есть царь». Подобное заявление было неслыханным.
