Трудно сказать, что им двигало в данной ситуации: то ли желание воскресить великодержавное прошлое Египта, то ли стремление утвердить права своей династии на трон. В любом случае это было опрометчивое и глупое решение. Ахемениды, хоть и были заняты бунтующими малоазийскими сатрапиями, вряд ли стали бы безучастно взирать на потерю земель на Ближнем Востоке. Кроме того, масштабная война, требующая привлечения огромных средств, тяжким бременем ложилась на все еще хрупкую экономику.
А Тахос остро нуждался в деньгах, чтобы привлечь новых наемников. Он был убежден, что самым простым способом пополнить государственную казну было обложение жречества дополнительными налогами. Так, наряду с взиманием всевозможных налогов — подушной подати, пошлин на постройки и приобретение товаров, а также дополнительных налогов на ввоз и вывоз — Тахос перешел к конфискации собственности храмов. Трудно даже представить себе более непопулярный набор мер.
Ситуация еще более осложнилась, когда в Египет прибыли нанятые на эти деньги спартанские наемники — тысяча гоплитов и тридцать военных советников во главе со старым союзником, царем Агесилаем II. Престарелый полководец восьмидесяти четырех лет от роду был ветераном во всех смыслах этого слова и претендовал на командование всей армией, а не только корпусом наемников. Это означало, что Тахосу пришлось бы обидеть другого союзника — афинского флотоводца Хабрия, которого впервые нанял еще Ахорис в 380-х годах для руководства оборонной системой. В итоге Хабрий возглавил флот, а Агесилай получил в командование сухопутные войска. Но присутствие в высшем командовании трех таких самолюбивых личностей ставило под угрозу срыва всю кампанию. В стране росло недовольство, вызванное удушающим налоговым бременем, а в экспедиции с самого начала царила атмосфера подозрительности.
Наиболее ярко злополучный поход Тахоса 360 года характеризует история участника этих событий, лекаря Уннефера, уроженца центральной Дельты. Уннефер родился меньше чем в 10 милях от Себеннита и был одним из многочисленных подданных, обласканных фараоном. Получив начальное образование в местном храме, Уннефер специализировался в медицине и магии. Так он и попал в поле зрения Тахоса. Когда царь начал поход против персов, Уннеферу было поручено вести официальную летопись войны.
По представлениям древних египтян, слова обладали особой магической силой, и никто другой не подходил так на столь деликатную роль, как опытный чародей, к тому же душой и телом преданный царю. Однако не успел Уннефер отправиться вместе с армией в Азию, как наместник царя в Мемфисе получил письмо, сообщавшее о причастности лекаря к заговору. Его схватили и в медных цепях доставили обратно в Египет на допрос. Как и любой находчивый чиновник того времени, Уннефер был достаточно опытен, чтобы защитить себя в такой щекотливой ситуации. Благодаря своей хитрости и изворотливости, он как-то сумел выйти сухим из воды, доказал регенту верность, а также получил официальную защиту и был осыпан подарками.
Тем временем в армии Тахоса, не успевшей вступить в бой, началось дезертирство — солдаты начали бежать в войско одного из молодых командиров, царевича Нектанеба, который приходился племянником фараону и сыном регенту. В данной ситуации Агесилай решил сыграть роль «делателя царей» и переметнулся на сторону царевича, торжественно сопроводил его в Египет, сокрушив соперников и утвердив нового царя на троне. За свои труды спартанский царь получил по-царски щедрый подарок — 230 серебряных талантов, которых хватило бы на содержание пяти тысячи наемников в течение года, после чего вернулся в Спарту.
Горьким был удел Тахоса. Низвергнутый, опозоренный и оставленный всеми, он принял единственное в данной ситуации решение, а именно — сбежал к своему врагу, персам. Уннефера немедленно отправили во главе флота обыскать Малую Азию в поисках предателя Тахоса. В конце концов его нашли в Сузах, и персы были только рады избавиться от такого нежелательного гостя. Уннефер привез бывшего венценосца, закованного в цепи, за что был щедро одарен благодарным Нектанебом. В смутные времена следовало становиться на сторону победителя.
Сила древних культов
Те игры в кошки-мышки, которые Египет вел с Ахеменидами в IV веке, определили не только его внутреннюю и внешнюю политику, но и мировоззрение самих египтян. Осадное положение, вызванное постоянной угрозой внешнего вторжения, привело к самоизоляции страны, и египтяне отчаянно пытались обрести утраченное чувство безопасности. В нестабильном мире, где господствовали сильные державы, они все пристальнее присматривались к своим традициям и ценностям, которые отличали их от окружающих народов.
Наиболее живучей и отличительной чертой египетской цивилизации была религия. Сонм египетских божеств-животных вызывал высокомерное презрение у греков и мистическое отчуждение у персов — но тем сильнее становилось у египтян восприятие их как настоящего воплощения исконных ценностей народа. Кроме того, боги символизировали древние, неизменные силы, которые сулили вечное спасение, несмотря на всю тяжесть земного бытия: «Все вокруг меня изменяется и угасает. О ты, не подверженный изменениям, пребудь со мной!»
[381]
Животным в Египте поклонялись издавна. Уже в начале додинастического периода их хоронили в погребальных камерах, а быка Аписа почитали в Мемфисе чуть ли не с первых дней основания египетского государства. Но именно на короткое время независимости от Персии пришелся резкий рост популярности анималистических культов. Это обстоятельство вызвало к жизни самые странные практики, которые когда-либо существовали в древней земле фараонов.
В середине IV века поклонение животным было распространено по всему Египту. Так, в Басте священными считались кошки, в Фивах — собаки и газели, в Иуните (Та-Саните) — быки, в Шедите (Крокодилополис, современный Киман-Фарис в Файюмском оазисе) — крокодилы, а в Мендесе — даже рыбы. У каждого культа был свой храм и жречество, и из-за существующей системы ротации храмовых служащих к этому служению имела счастье приобщиться значительная часть населения. Большая часть анималистических культов была сконцентрирована в Саккаре, древнейшем некрополе, где хоронили фараонов и знать. К началу царствования Нектанеба II (360–343) почившие владыки и вельможи Египта обнаружили себя в компании животных всех видов и размеров.
Одним из самых священных мест Саккары был так называемый Серапеум, где под храмами и мастерскими были скрыты многокилометровые катакомбы, предназначенные для захоронения быков Аписов. Рядом находился еще один храмовый комплекс, гипогей и административные постройки, обслуживающие культ «матери Аписа», священной коровы, которую считали воплощением богини Изиды. Каждую такую корову после смерти мумифицировали, заворачивали в льняные покровы и украшали амулетами, после чего хоронили в подземном склепе. Чтобы высечь его в скальной породе, потребовалось около двух лет. Саркофаг каждой «матери Аписа» был настолько огромным и тяжелым, что команде из тридцати человек нужно было десять дней, чтобы перетащить его на место, и за такой изнурительный труд им выдавалось месячное жалованье.
