Заклинания и молитвы всегда играли важную роль при похоронах царя и при отправлении заупокойного культа. Однако идея увековечить их на стенах гробницы принадлежит Унасу. «Тексты пирамид» не были обычным украшением свободной поверхности. Напротив, цель этих продуманно размещенных на стенах текстов — усилить «символическую географию» пирамиды. Имеющие прямое отношение к загробному миру тексты сосредотачивались в погребальной камере, а камера перед ней играла роль горизонта, места возрождения, откуда царь мог вознестись на небеса. Таким образом, иероглифы и архитектура дополняли друг друга, усиливая ту магическую энергию, которая должна была помочь Унасу воскреснуть.
Но дело было не только в магии. Царь мог рассчитывать на блистательное возрождение, поскольку ему подчинялись и простые смертные, и вечные боги. А раз боги поддерживали царя, то сила и правда были на его стороне. Такое потрясающее предположение нашло отражение в одном из самых шокирующих фрагментов «Текстов пирамид» Унаса. Это так называемый «каннибальский гимн», чья красочная образность снискала дурную славу. Приведенный ниже короткий фрагмент передает весь его колорит:
«Унас — тот, кто ест людей, тот, кто переживет богов… Унас — тот, кто пожирает их магию, поглощает их души. Их большие для его утренней трапезы, их средние — для полуденной, их малые — для ночной. Их старики и старухи — для его всесожжения…»
[37]
Богословы царя и творцы гимнов превзошли самих себя, осмелившись дерзко заявить, что мощь Унаса растет, в буквальном смысле слова поглощая силу богов. И никто и ничто не могло помешать ему достичь космического бессмертия.
Такая деспотичная позиция по отношению к богам не предвещала ничего хорошего в отношениях между царем и его смертными подданными. Правление Унаса не оставило сколь-нибудь ощутимого следа в истории, если не считать сцены, где царь изображен сражающимся с азиатами. Однако группа сцен, покрывающих плиты мощеной дороги пирамидного ансамбля, заслуживает особого внимания, так как содержит внушающие ужас эпизоды с многочисленными человеческими жертвами.
Современная публика знакома с ужасами голода по передачам, показывающим страдания и бедствия жителей Африки. Яркие сцены на стенах крытой дороги к храму Унаса производят такое же потрясающее впечатление: вот истощенная женщина поддерживает своего умирающего мужа, руку которого сжимает друг; а вот другая женщина, обезумев от голода, грызет вшей из своих волос; маленький мальчик с раздутым от голода животом выпрашивает у женщины немного еды.
Все эти душевные и физические страдания показаны достаточно правдоподобно, однако никаких надписей нет, и мы не можем сказать что-либо определенное о самих голодающих. Кажется маловероятным, чтобы это были египтяне. Нельзя забывать, что первостепенной задачей гробничной росписи (особенно в погребальных комплексах царей) было увековечить идеальное положение дел. Представляется логичным вывод, что эти несчастные — не кто иные, как бедуины, потомки пастушеских племен, которые населяли Египет в доисторические времена. Они вынуждены были вести борьбу за выживание в засушливых землях, окружающих плодородную долину Нила с востока и запада. Их изображения должны были создать контрастный фон для благополучной жизни египтян.
Крайняя убогость существования кочевых племен, не подвластных Унасу, служила и неприятным напоминанием, и предупреждением его подданным. Несмотря на показное благочестие правителей V династии, старая модель деспотии так и не была до конца преодолена.
Трещины в фундаменте
Но всей силы искусства и архитектуры, заклинаний и молитв, обеспечивающих бессмертие, оказалось недостаточно, чтобы даровать царю сына. По иронии судьбы царю-реформатору предназначалось умереть, не оставив после себя наследника. Трон перешел к человеку незнатного происхождения по имени Тети. Чтобы обеспечить преемственность наследования от старой династии к новой, Тети, не теряя времени, женился на дочери своего предшественника. Так в атмосфере неуверенности, придворных интриг и едва сдерживаемых противоречий прошло правление VI династии (2325–2175).
Не имея твердо обоснованных прав на трон, Тети должен был заручиться поддержкой верных сторонников. Подчеркнуто пышные гробницы этих вельмож теснятся вокруг пирамиды царя, указывая, что милость монарха вновь была необходима для служебного роста. Неограниченным влиянием пользовался визирь Кагемни, который был правой рукой царя. Неменьшим влиянием пользовался следующий визирь Мерерука — окружавшие его богатство и роскошь превосходили самые смелые мечты. Он услаждал свой вкус самыми изысканными яствами: изображенные в гробнице сцены показывают примеры отнюдь не традиционного животноводства. Тут полудикие антилопы кормятся из яслей, там принудительно откармливают журавлей — судя по всему, фуа-гра изобрели уже в Древнем Египте. Что самое удивительное, даже гиен откармливали на убой!
Так царь одаривал своих ближайших советников за верную службу, надеясь, что они останутся его самыми верными сторонниками. Однако не козни чиновников представляли главную угрозу монаршей жизни и короне, а происки мятежных родственников — особенно сыновей, рожденных от младших жен. Для них попытка захватить власть силой была единственной, хоть и рискованной, альтернативой жизни в праздном бездействии. Если верить Манефону, то именно такая судьба постигла Тети: он стал жертвой дворцового переворота. В источниках того времени имеется лакуна в порядке наследования. Возможно, что некоторое время после убийства Тети трон занимал царь по имени Усеркара, о правлении которого сохранилось мало сведений.
Неудивительно, что сын Тети — Пепи I — был очень осторожным в поступках, его безграничным доверием пользовался только узкий круг самых влиятельных вельмож страны. В их число попали теща, которую он назначил визирем Верхнего Египта, и зять Джау. Кроме того, немало внимания и усилий Пепи уделял поддержанию престижа царской власти, повсеместно возводя посвященные себе молельни: от Баста в центральной Дельте до Абидоса и Гебту (современный Кифт) в Верхнем Египте. Любопытно, что храмы местных богов были тогда практически неизвестны египтянам, так как основная энергия общества была направлена на прославление фараона. Но подобные архитектурные ухищрения могли подействовать только на население, а против тайных противников в окружении царя они были бесполезны.
Ценным источником, освещающим жизнь царского двора в течение сорокалетнего царствования Пепи (2315–2275), является автобиография вельможи Уны, высеченная на стенах его гробницы. Свою карьеру Уна начал начальником амбара, пока не вырос до финансового чиновника при дворцовой администрации. Фараон благоволил вельможе, что способствовало его дальнейшему продвижению: он стал «смотрителем палаты переодевания» и «начальником дворцовых телохранителей», то есть был самым доверенным советником. В знак особого доверия царь повелел Уне вести наиболее деликатные судебные дела: «Я разбирал дело наедине с верховным сановником. [Я действовал] от имени царя для его женского дома»
[38].
