Сам город был все еще довольно невелик и окружен массивной кирпичной стеной. Улицы, плотно застроенные жилыми зданиями, зернохранилищами, конторами чиновников и мастерскими, образовывали сеть вокруг небольшого храма Амона-Ра в Ипет-Сут (современный Карнак). Как и любая столица провинции, Фивы имели собственные органы администрации. Во главе стоял градоначальник, которому помогали чиновники, ответственные за такие существенные правительственные задачи, как регистрация земли, ирригация и защита от наводнений, налогообложение.
Поскольку это был торговый центр определенной значимости, причалы вдоль реки переполняли торговцы, выгружая свои товары для покупки представителями властей и частными лицами: гончары, плотники, ткачи и кожевенники, мясники, пекари и пивовары… Улочки Фив были полны образов, звуков и запахов ремесел и стряпни — по большому счету, как и улочки любого египетского города в наши дни.
Большинство жителей были крестьянами, которые жили в простых домах из сырцового кирпича и проводили свои дни, работая в поле, как бесчисленные поколения их предков. Но город также принимал все больше богатых семей и представителей зарождающегося среднего класса — торговцев и мелких чиновников, — они строили дома побольше и в более приятных районах. Будь Фивы обычным провинциальным центром, их перспективы, возможно, так и остались бы ограниченными, но в городе, который стремился к национально значимому положению, возможности для карьеры возникали как грибы после дождя. Наступали хорошие времена.
При Ментухотепе город, где правила его династия, был формально объявлен новой столицей страны, и знатные фиванцы получили назначения на все наиболее значительные государственные посты. За административными реформами вскоре последовали теологические. Чтобы отметить заключительную стадию гражданской войны, царь изменил свое «Горово имя» на «Нетжери-хеджет», «Божество Белой короны» и теперь начал радикальную программу саморекламы и самообожествления, призванную возродить и восстановить идеологию божественности, которая основательно пошатнулась в годы междоусобиц. От Абджу и Иунета до Нехеба и Абу Ментухотеп поручил возвести ряд красивых культовых сооружений — как правило, посвященных ему самому как избраннику богов. В Иунете он принял невиданный ранее титул «живого бога, первого среди царей». Обожествление правящего монарха при жизни ознаменовало новую стадию в развитии идеологии царской власти. Ментухотеп определенно не был сторонником полумер.
Помимо прочего, он использовал эти памятники как недвусмысленное политическое послание любым оставшимся потенциальным мятежникам в северных областях Египта. На посвященной ему часовне в Иунете царь изображен в традиционной позе сокрушающего врагов — но символическая жертва представлена в виде переплетенных стеблей папируса, символизирующих Нижний Египет. Сопроводительная надпись подчеркивает эту мысль, добавляя «болота» к традиционному списку врагов Египта. На рельефе святилища Ментухотепа в Инерти, центре фиванской территории, это выглядит еще более явно. Здесь изображены в ряд четверо коленопреклоненных пленников, уныло ожидающих исполнения своей участи — быть до смерти забитыми царем. Трое из них (вполне ожидаемо) — нубиец, азиат и ливиец. Но первым стоит египтянин, представитель «вождей Двух Земель». Для нового царя Египта национальная безопасность начиналась дома.
После десятилетий войн и превентивных операций с целью полного уничтожения оппозиции Ментухотеп чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы заявить о своем бесспорном статусе правителя воссоединенного Египта. Он сделал это типично египетским способом, приняв новое имя, третью версию своего «Горова имени»: Сема-тауи, «Тот, кто объединяет Две Земли». Фракционность и внутреннее инакомыслие «времен бедствия» остались в прошлом. Египет снова мог гордо держать голову как единая, миролюбивая страна, которой управляет бог-царь. Началась эпоха Среднего царства.
Сохранившийся мемориал Ментухотепа воплощает его намерение вновь утвердить культ правителя и представить себя самого монархом, который очистил запятнанную репутацию царственности. В ложбине между холмов, близ западных Фив, — тех самых холмов, которые впервые обеспечили его предкам преимущество в войне, — Ментухотеп приказал начать работы по возведению пышного погребального монумента. Как и приличествует гробнице объединителя, правителя эпохи возрождения, она воплотила в себе и старые, и новые идеи. Архитектурный стиль остроумно соединяет элементы гробниц его фиванских предков и мемфисских пирамид Старого царства в небывалом, новаторском замысле. Художественное оформление включает сцены сражений наряду с более традиционными изображениями царской семьи. Вокруг гробницы царя подготовили могилы для его самых близких советников и самых верных соратников. Это было намеренным напоминанием о знаменитом кладбище придворных IV династии в Гизе: придворные должны были окружать своего монарха и после смерти, как они делали это при жизни.
Но самой потрясающей частью погребального комплекса стала простая, ничем не украшенная яма, выдолбленная в скале рядом с огромной царской гробницей. Эта часть великого замысла Ментухотепа была завершена одной из первых. Яма содержала в себе обернутые в полотно тела не менее чем шестидесяти мужчин, сложенные друг на друга. При жизни они были в возрасте между тридцатью и сорока, сильными и высокими — средний рост 5 футов и 9,5 дюйма
[65]. Несмотря на силу, всех их постигла одна и та же участь: раны на их телах были главным образом нанесены стрелами и тяжелыми, грубыми предметами, упавшими с большой высоты. Эти люди были рядовыми воинами, убитыми в сражении при штурме укрепленного города. Шрамы у некоторых указывают, что это были закаленные в боях ветераны. Но то, с чем они столкнулись в своем последнем испытании, было не рукопашным боем, а осадой. Стрелы и метательные снаряды, которые градом сыпались на них с зубчатых стен, сразили некоторых наповал — их плотно завитые волосы представляли собой жалкую защиту. Других воинов, раненных, но еще живых, безжалостно добили на поле боя, размозжив им черепа дубинками.
В пылу сражения их тела были брошены на растерзание стервятникам. Лишь после того, как битва была выиграна и город взят, оставшиеся в живых смогли подобрать своих мертвых, снять с них окровавленную одежду, осмотреть тела, очистить их от песка и спеленать, чтобы приготовить к погребению. Никто не попытался мумифицировать эти трупы, и для покойников не делали особенного различия по чинам. Лишь двоих военачальников спеленали чуть более тщательно и поместили в простые, ничем не украшенные гробы. Наконец, перед погребением имена покойных были записаны чернилами на льняных пеленах: обычные фиванские имена вроде Амени, Ментухотеп и Интефикер; семейные имена вроде Сенбеби («брат Беби») или Са-Ипу («сын Ипу»), а также такие, как Собекхотеп, Собекнахт и Сехетепибсобек — которые указывают на происхождение из мест, далеких от Фив, близ северных центров культа бога-крокодила Собека.
Учитывая, что эти павшие бойцы удостоились редкой чести — церемониального погребения, представляется вероятным, что они участвовали в решающем сражении гражданской войны, последнем штурме самого Гераклеополиса. Некоторые из них, возможно, были местными жителями, выступившими, тем не менее, на стороне фиванской армии против собственных правителей, и потому были отмечены особым образом.
