В период господства гиксосов над северными территориями египетские экспатрианты, живущие в Уавате, как гражданские, так и воины, охотно служили своим новым нубийским хозяевам. Некто по имени Ка похвалялся в Бухене: «Я был храбрым слугой правителя Куша»
[102]. Его коллега, Собед-хер, командир крепости, даже помог восстановить храм Гора в Бухене, «дабы ублажить правителя Куша»
[103]. В своей памятной надписи Собед-хер использует все возможности, взывая к египетскому богу погребальных обрядов Пта-Сокар-Осирису, чтимому здесь Гору, покровителю Бухена, и даже обожествленному Сенусерту III — но также и к неназванным по именам «богам, которые пребывают в Уавате». Он явно хотел подстраховаться. Сенусерт III перевернулся бы от этого в своей гробнице.
Египтяне теперь поменялись ролями со своими противниками: именно они, а не нубийцы, должны были платить налоги на торговые поставки; им, а не нубийцам, указывали, где, с кем и когда они могли торговать. Расцвет XII династии превратился в далекое воспоминание.
Царство гиксосов, напротив, процветало. Поскольку ранее созданные поселения азиатских иммигрантов не могли вместить возросший поток вновь прибывших, города и относящиеся к ним кладбища возникали повсюду в восточной Дельте. Здесь был основан большой укрепленный город Телль-эль-Яудийя, который дополнил линию защитных сооружений, захваченных гиксосами в пограничной зоне. Уверенно чувствуя себя на своей новой родине, правители гиксосов дали волю выражению своих национально-культурных особенностей. В Хутварете перед главным храмом, который был посвящен Баал-Зефону, сирийскому богу грозы, горели на алтарях жертвоприношения. Этот бог вскоре ассимилировал культ египетского бога бурь — Сета. Детей, которые умерли в младенчестве, предавали земле согласно азиатскому обычаю, в специально привезенных палестинских амфорах, — хотя египетские амфоры были прочнее и обеспечивали лучшую защиту останков от тления.
В торговле гиксосы также сознательно повернулись спиной к Египту, избегая контактов с Мемфисом, Средним и Южным Египтом (хотя те продолжали поставлять золото из Куша по дорогам, проходящим от оазиса к оазису) в пользу деловых отношений с Палестиной и Кипром. Вино, оливковое масло, древесина и медь текли в шумную гавань Хутварета, наполняя его казну и делая его одной из самых больших царских резиденций на всем Ближнем Востоке.
Чтобы продемонстрировать свою экономическую и политическую мощь, правители гиксосов построили на берегу Нила большую цитадель. Она занимала более полумиллиона квадратных футов осушенной земли вдоль берега реки и была окружена огромной стеной в двадцать пять футов толщиной, укрепленной контрфорсами. Царская резиденция, находящаяся внутри, была воплощением роскоши и богатства. Сады и виноградники обеспечивали ее свежими фруктами и давали защиту от солнца; особый канал, умело построенный и одетый камнем, доставлял пресную воду из реки прямо во дворец.
Окруженные таким богатством изменились и сами правители гиксосов. Первые цари довольствовались тем, что именовали себя «правителями иностранных государств» (на древнеегипетском хекау-хасут, откуда и происходит термин «гиксос») — этим титулом в период Среднего царства обозначали правителей ближневосточных городов-государств. Однако вступление на престол царя Хьяна (ок. 1610 года до н. э.) открыло новые перспективы и ознаменовало апогей власти гиксосов.
Полный решимости стать египетским сувереном, признанным по всем правилам, что было бы соразмерно с его высоким экономическим статусом, он послал дипломатический подарок минойскому правителю Крита в Кноссе, заявив о своем появлении на арене мировой политики. «Для внутреннего пользования» он принял полное царское титулование, которое начиналось Горовым именем «Тот, кто обнимает берега [Нила]». В этом заявлении, как обычно, заключался и идеологический посыл, и политические намерения. Цель Хьяна состояла в том, чтобы выйти за пределы области гиксосов и завладеть всем Египтом.
Продвижение войск через Средний Египет привело в ужас население северной части страны — двух ее третей — и заставило их подчиниться. Возможно даже, что армии гиксосов удалось на год или два завоевать Фивы, после чего они вернулись обратно в Дельту, превращая в руины города и храмы на пути своего отступления. Преемник Хьяна, царь Апопи (1570–1530), пошел на шаг дальше в своих публичных заявлениях для общественности, взяв в качестве Горова имени формулу «Умиротворитель Двух Земель» (что напоминает Аменемхета I в начале XII династии) и описывая себя на одном из памятников как «любимца Сета, бога Сумену». Претендуя на божественную поддержку в самом центре фиванской территории (город Сумену был расположен всего в нескольких милях от Фив), Апопи, таким образом, требовал власти над всей страной. Еще никогда перспективы выживания независимого египетского царства не выглядели столь мрачно.
Еще не вечер
И все же, так или иначе, несмотря на все неудачи, пламя египетской независимости (или стремление старого режима вернуть себе власть) никогда полностью не гасло. Отступление войска гиксосов из Верхнего Египта, когда оно вернулось на свою главную базу в дельте Нила, дало фиванцам проблеск надежды, шанс восстановить и перегруппировать силы. Новый правитель Фив, Рахотеп (которого считают первым царем XVII династии), начал программу восстановления святилищ, опустошенных войсками гиксосов. В Гебту он приказал начать реставрационные работы в храме Мин, отметив, что «его врата и двери превратились в руины»
[104]. В священном Абджу был восстановлен культ Осириса-Хентиэментиу. Оба действия были символическими, а не просто служили сохранению памятников: украшая храмы богов и восстанавливая древние религиозные обряды, Рахотеп ясно давал знать о своем намерении стать законным правителем Египта, который выполняет самые важные обязанности царского сана.
Его преемники последовали его примеру, восстанавливая храм в Абджу и достраивая здания там и в Гебту. Оба эти места, игравшие ключевую роль во время первой гражданской войны в Египте, снова заняли центральное место в стратегии фиванцев. Это вышло за пределы религиозной деятельности и включило в себя реальную политику: военные гарнизоны были размещены и в Гебту, и в Абджу в качестве передовых плацдармов, которые предстояло использовать в столкновениях с гиксосами. Так закладывалась основа для возрождения Фив.
Преемники фараона Рахотепа приступили также к возрождению другой традиционной царской прерогативы, а именно — к строительству пирамид. Гробницы Неферхотепа III и его потомков были жалкими захоронениями, немногим лучше, чем простые погребальные шахты, пробитые в камне, но правители XVII династии были полны решимости вспомнить дни славы Среднего царства. Так, на крутом склоне Дра Абу эль-Нага в западных Фивах они заложили новое царское кладбище. Гробница Нубхеперра Интефа, четвертого фараона династии, является самой известной. Погребальная камера была высечена на обрыве утеса, и попасть в нее можно было через наклонную шахту, но это было лишь «интимной» частью захоронения. Его местоположение на поверхности склона — чтобы его всем было видно — отмечено пирамидой с крутыми гранями, построенной на склоне и обнесенный кирпичной стеной, довольно небрежно сложенной.
