Без тени иронии Апопи использовал старую египетскую уловку, чтобы сплотить своих сторонников в предстоящей борьбе. В агитационных целях азиатский правитель восхвалял свою власть новыми, еще более изысканными эпитетами: «решительный в день сражения, чье имя более величественно, нежели имя любого из царей, защитник отдаленных земель, никогда не лицезревших его…»
[107] и, таким образом, «нет никого подобного ему ни в одной земле!»
[108]
Новый фиванский правитель, Секененра Таа, ни в малейшей степени не был обеспокоен этими воинственными разговорами. Вместо того чтобы баловаться словесной перепалкой, он вел реальные приготовления к столкновению. Его первый шаг состоял в том, чтобы устроить передовую штаб-квартиру, откуда можно было планировать и направлять атаки на Мемфис и Хутварет. Для этого была избрана местность Дейр эль-Баллас на западном берегу Нила напротив Гебту. Там он возвел укрепленный дворец, устроенный так, чтобы разместить в нем семью фараона. Дворец обслуживался комплексом пекарен и был окружен солидным поселением для семей царской свиты. На высоком холме, господствующем над окрестной территорией, был сооружен наблюдательный пост с видом на долину Нила. В целом это была прекрасно защищенная позиция.
С таким полностью оснащенным стратегическим центром, откуда можно было осуществлять командование, Taa начал первую волну нападений на гиксосов. Он отнюдь не был штабной крысой — он вел войска, и его высокий рост, мускулистое тело и крупная голова, украшенная густыми, вьющимися темными волосами, говорили всем: вот истинный воин-герой. Ведомый мыслью о том, что его судьба имеет особый смысл, и укрепляемый решимостью своей неистовой сестры-жены Аххотеп, он втянул врага в рукопашный бой.
И… грянула катастрофа. В гуще сражения фараон упал с колесницы — возможно, сраженный ударом сзади. Незащищенный, он погиб под ударами кинжалов, топоров и копий. Азиатский топор расколол его череп, вызвав обширную травму головы и став причиной смерти Taa. В хаосе и беспорядке было невозможно должным образом подготовить тело к похоронам. Вместо этого фараона наскоро забальзамировали, даже не распрямив его руки и ноги, и увезли в Фивы. Там, перед горюющей семьей и ошеломленным населением, «Taa Храбрый», как гласила надпись на его гробнице, был погребен, а его преемником был назначен Камос, который возглавил скорбящих.
Фараон погиб в расцвете сил, его правление продлилось лишь около четырех лет (1545–1541). Бремя правления и надежды египтян теперь легли на плечи Камоса. Неопытный и неуверенный, не знающий, как двигаться дальше, новый монарх созвал военный совет. В проникновенных, полных муки словах он оплакивал свою судьбу и судьбу своей страны: «Почему я размышляю о своей силе, в то время как один правитель в Хутварете, другой в Куше, и я сижу рядом с азиатом и нубийцем, и каждый из них держит в руках часть Египта и делит его землю со мной?»
[109] Ни разу за 1400 лет со своего основания Египет не испытывал такого состояния упадка. Страна уже переживала отсутствие единства и мятеж в прошлом — но сейчас ситуация была иной. Теперь само существование Египта как независимого государства, управляемого египтянами, находилось под угрозой со стороны иностранных держав на севере и юге и в целом выглядело сомнительным. Чтобы выжить, уже не говоря о том, чтобы снова достичь процветания, от Двух Земель требовались тяжелый труд, жертвы и кровопролития — и непоколебимое решение победить
[110].
Часть III
Слава и могущество (1541–1322 годы до н. э.)
Долина царей, храм в Луксоре, колоссы Мемнона и золотая маска Тутанхамона… Блестящие культурные достижения древних Фив вызывают из небытия исчезнувший мир потрясающего изобилия и щедрого покровительства искусствам. Созданные за период жизни восьми поколений, эти грандиозные памятники и ослепительные сокровища являются наследием одного царствующего рода, XVIII династии, которая правила в долине Нила около двух с половиной столетий. Во время ее господства цивилизация фараонов достигла вершины развития — и уверенность Египта в своей силе и высоком предназначении, по-видимому, не знала границ.
Сбросив иго чужеземного господства, царь Яхмос и его потомки утверждали культ монархии с еще большим усердием. Внедрение идеи о божественности власти было драмой — и сценой для нее послужили Фивы. Благодаря богатству, накопленному посредством внешней торговли и завоевательных войн, этот скромный провинциальный центр Верхнего Египта преобразился в административную и религиозную столицу империи, «стовратный» город с обелисками, храмами и гигантскими статуями, возвышающимися над горизонтом со всех сторон. Придворные и чиновники в его дворцах и административных зданиях управляли державой с безжалостной эффективностью, держа под контролем все аспекты жизни народа и средства к его существованию. Царь ради блага государства проводил торжественные церемонии, а его народ по-прежнему трудился на полях — здесь почти ничего не изменилось. В замкнутом мире XVIII династии переменам подвергался лишь сам институт царской власти. Порой правители резко меняли ряд устоявшихся ритуалов, но ни царице Хатшепсут, ни фараону-еретику Эхнатону не удалось низвергнуть столетиями создававшуюся традицию.
