«Восхваляйте госпожу Страны,
Хозяйку побережья Хау-Небут,
Чья добрая слава известна во всех чужих краях,
Чья рука правит народом!
Супруга царя, сестра властителя
(да будет он жив, здрав и благополучен!),
Дочь царя, мать благородного царя,
Мудрая, она заботится о Египте.
Она собрала его сановников
И сберегла их;
Она схватила его беглецов
И собрала покинувших его;
Она установила мир в Верхнем Египте
И усмирила его мятежников —
Супруга царя, Яххотеп, да здравствует!»
[129]
Это — чрезвычайный панегирик исключительной женщине. Этот текст не только указывает на роль Яххотеп в управлении страной, но и прямо утверждает, что она причастна к усмирению мятежа Тетиана и к восстановлению законности и порядка по всей стране. Не случайно среди погребальных подношений Яххотеп от благодарного сына было и ожерелье из золотых мух, которое служило наградой за отвагу в бою (муха считалась подходящим символом упорства). Она, несомненно, представляла собой силу, с которой следовало считаться, и ее образ послужил впоследствии ярким примером для других честолюбивых женщин этой династии.
Особенно любопытен эпитет Яххотеп: «хозяйка побережья Хау-Небут». Гораздо позже, в эпоху Птолемеев, именем Хау-Небут обозначали Грецию; значит, существовала связь между египетскими правителями XVIII династии и минойской цивилизацией Крита. Возможно, не случайно вдобавок к золотым мухам среди предметов, сопровождавших Яххотеп в последний путь, были две вещи, кинжал и секира, украшенные характерным минойским орнаментом.
Недавние раскопки в Аварисе принесли веские аргументы в пользу гипотезы о дипломатическом союзе между семейством Яхмоса и минойцами (ведущей морской державой в Восточном Средиземноморье), поскольку залы для приемов в царском дворце раннего периода Нового царства, возведенном на руинах прежней цитадели гиксосов, были украшены фресками в минойском стиле. Сцены с изображением акробатов, игр и борьбы с быками имеют близкие параллели на острове Тира и на самом Крите, в Кносском дворце.
Особо убедителен большой грифон — мотив, символически обозначающий цариц минойского мира. Его наличие в Аварисе дает нам интригующую возможность предположить династический брак между египетским и минойским дворами. Может быть, то был первый раз, когда Египет искал защиты у чужеземной державы против агрессивной третьей силы; но он отнюдь не был последним.
Почтив таким образом бабушку и мать, Яхмос, продолжая политику возвеличивания женщин царского рода до статуса национальных кумиров, обратился теперь к собственному поколению, к своей сестре-жене, Яхмос-Нефертари. Для ее возвеличения представился естественный момент в жизни царской семьи: смерть царицы-матери Яххотеп и рождение наследника. Обеспечив таким образом будущее династии, Яхмос-Нефертари, уже будучи дочерью царя, сестрой царя и главной женой царя, стала также матерью царя — то есть обрела тот же набор титулов, что и ее покойная мать. Но ее супруг и брат задумал дать ей еще один титул — притом такой, который должен был принести ей не только статус, но также немалое богатство и политическое влияние. Яхмос-Нефертари предстояло стать супругой бога Амона: так именовали жрицу, возглавлявшую вместе с верховным жрецом корпорацию служителей Амона.
Создание при Яхмосе этой новой должности, как части широкой реорганизации религиозной сферы, было мастерским ходом. Одним махом он достиг сразу двух целей: закрепил за династией контроль над важнейшей политико-экономической структурой (храм Амона владел огромным богатством и обширными земельными владениями) и установил тесную теологическую связь между культом Амона и царской семьей. В подтверждение своих намерений Яхмос воздвиг еще одну монументальную стелу в Ипет-Сут, запечатлевшую права собственности и власть, которыми Яхмос-Нефертари была наделена в качестве супруги бога. Она не подвела: до конца своих дней она ставила этот титул первым в перечислении.
Позолоченные монументы
Когда царь Яхмос умер несколько лет спустя, в 1514 году, не дожив до сорока лет, Египет был полностью преображен. Вместо мелкого царства — держава, сбросившая иго чужеземной оккупации, новая восходящая сила на Ближнем Востоке, вновь овладевшая нубийскими золотыми рудниками. Монархия подавила внутренние раздоры и триумфально утвердилась на вершине египетского общества, заняв главенствующее место на политической сцене и создав блестящий симбиоз с основным национальным культом. Был заложен фундамент будущей славы и могущества Нового царства.
Оставалось только возвести на этом фундаменте здание — конкретное архитектурное воплощение величия и тайны царственности, такое, чтобы сохранилось навеки. Эту задачу взял на себя сын и наследник Яхмоса, Аменхотеп I (1514–1493).
Точнее, поначалу этим занялась царица-мать, поскольку из-за преждевременной смерти Яхмоса Египет снова остался с малолетним монархом. На этот раз в стране царил мир, и двор мог вплотную приступить к осуществлению программы строительства, какой Египет не видал уже несколько столетий. Яхмос под конец своего правления успел распорядиться о возобновлении работ в известняковых каменоломнях Айну (ныне Тура) и хвалился, что каменные блоки увозят из каменоломни «волы из земель Финикии»
[130]. При юном Аменхотепе I работы возобновились во всех больших каменоломнях: в Босре и Хатнубе добывали алебастр, в Джебель эль-Силсиле — песчаник; в горах Синая снова начали добывать бирюзу — впервые со времен Аменемхета III, 250 лет спустя. По всему Египту, вдоль и поперек, снова слышались отзвуки работы каменотесов, каменщиков и строителей. Казалось, будто вернулся век пирамид. Однако теперь этими трудами создавались не гробницы для умерших, а храмы для живых.
Во второй раз в египетской истории средоточием строительной активности царей стали Фивы. За столетия, прошедшие с тех пор, как город возвысился впервые, он вышел за черту стен эпохи Среднего царства, но большинство горожан жило в условиях скученности и убожества. Единого плана и правил застройки не существовало, кварталы росли как попало, искажая регулярную структуру более раннего периода. Поскольку производство продуктов питания было для города приоритетным, земля под застройку была очень дорога и дома теснились в беспорядочной сети переулков. Просторные комнаты, вода и тень были самыми желанными удобствами в Древнем Египте — но обрести их в городе было крайне трудно. Семьи более зажиточные наращивали этажи, чтобы получить дополнительную площадь и обезопаситься от наводнений во время разлива Нила, а также подальше отодвинуться от куч мусора и уличной вони.
Лишь самые богатые фиванцы могли себе позволить усадьбу за городом, на краю пустыни, где было достаточно места, чтобы выстроить роскошную виллу, окруженную садом. Живущим в городе приходилось довольствоваться ветерком, изредка проникающим сквозь оконные решетки высоко под потолком, да красить стены домов в красно-коричневый цвет, приглушающий солнечное сияние. Короче говоря, Фивы времен Нового царства были полны народа и шума. А для тех, кто жил поблизости от храма Амона, вообще не было спасения от шума.
