Более того, Сененмуту было разрешено создать для себя обширный погребальный комплекс, самый большой на то время, который включал и общедоступную часовню, и потаенную камеру глубоко под главным святилищем в Дейр эль-Бахри, с каменным саркофагом. Вот это уже было привилегией царей. Неудивительно, что у завистливых современников Сененмута зародились подозрения относительно истинной природы его связи с Хатшепсут; самые непристойные слухи проиллюстрировал некий дерзкий фиванский работник, нацарапавший откровенно непристойное граффити.
По иронии судьбы, когда Хатшепсут обрела всю полноту царской власти, это не привело к соответственному возвышению Сененмута. Его отстранили от должности наставника принцессы, а затем его имя исчезло из официальных записей. Впал ли он в немилость, ушел в отставку или просто умер? Тайна так и осталась нераскрытой. Ясно лишь то, что Сененмут не был женат и не оставил наследников: такова, возможно, была цена длительной благосклонности его госпожи.
Могущество растет
Хотя в самых заветных своих мечтах Хатшепсут, возможно, и надеялась, что дочь станет ее преемницей, наследование от матери к дочери было бы уж слишком вольной трактовкой идеи царственности. В конце концов трон перешел к ее пасынку, племяннику и зятю Тутмосу III, который, пробыв более десяти лет младшим соправителем, с 1458 года стал наконец править единолично.
Каковы бы ни были его личные чувства к мачехе, он явно разделял ее преклонение перед Тутмосом I — и принялся консолидировать унаследованную империю с неменьшим рвением и энергией, чем его дед. Не прошло и трех месяцев после того, как бразды правления перешли к нему, как Тутмос III отправился во главе войска в свой первый военный поход на Ближний Восток.
Тутмос III, несомненно, желал доказать, что он — столь же решительный и отважный вождь, как и его предшественник. Но у него имелся также серьезный политический императив. Пока Хатшепсут увлеченно занималась дома строительством, злейшие соперники Египта не сидели сложа руки. Царство Митанни, временно укрощенное Тутмосом I, вновь укрепило свои позиции и теперь занималось сколачиванием коалиции азиатских князей для сопротивления египетскому натиску. Главным среди них был князь Кадеша (ныне Телль Неби-Менд), который засел со своими важнейшими союзниками в укрепленном городе Мегиддо — библейском Армагеддоне. Поскольку Мегиддо держал под контролем Езреельскую долину, основной маршрут в направлении север-юг через северный Ханаан, а также самый удобный путь из долины Иордана до побережья Средиземного моря, игнорировать подобное развитие событий было гибельно для Египта. А наилучшей формой защиты является нападение
[145].
В конце зимы 1458 года Тутмос III с отрядом в десять тысяч солдат миновал пограничную крепость Тьяру и направился к Мегиддо. Проведя в пути девять дней, они остановились на отдых в дружественной Газе. Но расслабляться было нельзя, и потому уже на следующий день, едва забрезжил рассвет, воины продолжили поход, «облеченные доблестью, победой, мощью и правдой»
[146]. Еще одиннадцать дней они продвигались по незнакомой и враждебной территории, пока не достигли города Йехем, где царь устроил военный совет.
Из Йехема в Мегиддо вели три дороги: одна — на север, другая — на юг, а третья, самая прямая, шла через узкий перевал Аруна. Согласно официальным сведениям о походе, Тутмос III, вопреки советам военачальников, выбрал дорогу через Аруну. Как было на самом деле, неизвестно. Однако решение оказалось верным: двигаясь по узкому ущелью, египетские солдаты не встретили сопротивления. Враг поджидал их на северной и южной дорогах, не предполагая, что они рискнут пройти по Аруне.
Дождавшись, пока арьергард благополучно вышел из ущелья, египтяне продолжили путь к Мегиддо и разбили лагерь на берегу ручья Кина около полудня. Подобно английскому королю Генриху V у Шекспира, накануне Азенкура, Тутмос готовил своих людей к битве на рассвете, напоминая солдатам, стоящим на страже: «Будьте стойки, будьте тверды! Будьте начеку, будьте настороже!»
[147]
На заре 27 апреля царь появился перед своими пехотинцами на колеснице из электрума, облаченный в сверкающие доспехи; это ослепительное зрелище должно было вдохновить его воинство и устрашить врага. Похоже, что прием удался: войско противника «бежало сломя голову в Мегиддо, с лицами, искаженными страхом, бросив своих лошадей и колесницы из золота и серебра, и поднимали их на стены города, затаскивая за одежду их»
[148]. В этот момент, к вечному стыду египтян, они забыли о дисциплине и, вместо того чтобы развивать достигнутый успех, бросились грабить добро, брошенное врагом на поле боя. Из-за этого им не удалось захватить Мегиддо, пока город еще не наладил оборону. Египтянам пришлось готовиться к длительной осаде. Один отряд солдат послали измерить периметр городских стен, других — рубить окрестные сады. Ценою огромных усилий Мегиддо был окружен деревянной стеной (семь футов в высоту и три толщиной) и рвом. Шли дни, недели, и кое-кто из осажденных, изголодавшихся горожан стали выходить и сдаваться, за что их милостиво прощали. Князь Кадеша и его союзники продержались дольше, но наконец сдались и они. Пав ниц перед Тутмосом, они «целовали землю перед его величеством, умоляя сохранить им жизнь»
[149].
