Их публичное унижение было лишь началом. Победоносный царь назначил новых правителей во все их города, захватил их земли и присоединил к царскому домену. Продовольствие с богатых пахотных угодий равнины Мегиддо, а также ежегодная дань из стран Ближнего Востока дали Египту тот экономический уровень, который соответствовал его политическому и военному могуществу. Битва при Мегиддо принесла колоссальную добычу: две тысячи лошадей и около тысячи колесниц; две тысячи голов крупного рогатого скота, почти столько же коз и более двадцати тысяч овец; 1796 рабов, мужчин и женщин с детьми, и многочисленные знатные пленники, включая жен правителя Кадеша. В целом это было самое значительное военное событие за всё правление Тутмоса III, которое обеспечило египтянам контроль над Трансиорданией на четыре столетия вперед.
На страх и зависть всем врагам
Помимо официальной риторики хронистов у похода на Мегиддо было и человеческое измерение. Египетские солдаты вернулись домой не только с материальной добычей, но также и с чужестранными женами. Пленницы и наложницы, проделавшие долгий путь до долины Нила, прижившись на новом месте, преобразовали египетское общество: Египет эпохи Нового царства сделался космополитичным. Таковы были совершенно неожиданные последствия имперских устремлений Египта.
Долина Нила издревле была плавильным котлом народов и культур, влияния из Средиземноморья и Африки сосуществовали здесь, взаимно оплодотворяясь. Еще с доисторических времен Египет охотно принимал иммигрантов из других земель — при условии, что они полностью интегрировались и переняли египетские обычаи. Даже в самом расцвете века пирамид, когда шовинизм и самоуверенность египтян не знали границ, уроженец Мемфиса мог жить рядом с корабельщиком из Кебни или наемником из Нубии, принявшими египетские имена.
Но приток чужеземцев, вызванный походами Тутмоса III, имел совсем иные масштабы. Египетские города и селения стали домом для многочисленных иноземцев, которые быстро научились извлекать пользу из новых обстоятельств. Один особо талантливый военнопленный, по имени Пас-Баал, сумел подняться до должности главного архитектора храма Амона, которую после него занимали как минимум шесть поколений его потомков. Даже в царском дворце отношение к иноземцам изменилось: среди личной добычи Тутмоса III, взятой на Ближнем Востоке, были три сириянки, по-видимому, очаровавшие молодого царя. Одна из них звалась Мануваи, от аморитского слова «любить», а ее подруги — Мангата и Марута (ивритское Марта, что означает «госпожа»). Тутмос осыпал всех троих щедрыми дарами: золотыми браслетами для рук и ног, бисерными оплечьями, диадемами с драгоценными камнями, сосудами из дорогих металлов и редкостного стекла. Едва прошло сто лет после изгнания ненавистных гиксосов, а у египетского царя в гареме завелись азиатские жены. Это была знаменательная перемена.
После Мегиддо Тутмос III за два десятилетия провел еще шестнадцать военных операций на Ближнем Востоке, т. е. устраивал походы почти ежегодно. Правда, по большей части это были просто инспекционные поездки в сопровождении войска, имевшие целью закрепить результаты побед и получить дань с вассальных князей. Но несколько походов в Сирию и Палестину понадобилось для решения чисто военных задач. Серьезную угрозу представлял город-государство Тунип в северной Сирии; он-то и стал объектом трех кампаний подряд. Тутмос выступил против протекторатов Тунипа на побережье, победил их, взял их правителей в заложники и превратил их гавани в укрепленные базы снабжения египетской армии. Медленно, но неуклонно Египет устранял очаги сопротивления и аннексировал большие территории на Ближнем Востоке. Там, где Тутмос I довольствовался демонстрацией силы, его внук был намерен завоевать и надолго удержать эти территории.
Тутмос III не забывал и о пользе символических действий. На восьмую кампанию он наметил поход по следам деда, чтобы окончательно закрепить его достижения, до самой границы Митанни. Как и два поколения назад, египтяне проследовали морем из Дельты до Кебни. Там была заготовлена древесина и построены корабли, которые затем люди фараона волоком доставили на берега Евфрата. Пройдя «по великой излучине Нахарина с отвагой и победой во главе войска»
[150], Тутмос обнаружил, что силы Митанни к сражению не готовы. Их царь бежал, а знать укрылась в близлежащих пещерах, чтобы избежать столкновения с египтянами, опустошавшими города и деревни в окрестностях. Тутмос счел бегство врага капитуляцией и велел запечатлеть свой триумф на стеле, установленной рядом с победной надписью Тутмоса I. История повторялась в точном соответствии с замыслами царя.
Для усиления эффекта фараон отправился в Нийе, где лично убил 120 слонов, повторив свершения деда. Затем он позволил себе отдых — наведался в Катну, где находились мастерские по изготовлению луков, и поучаствовал в спортивных состязаниях. После этого он собрал дань с местных князей и вернулся в Египет. В целом кампания получилась рекордно долгой, она длилась пять месяцев. Зато благодарности от других врагов Митанни поступали непрерывно. Вавилон прислал лазурит, хетты — целые корабли серебра, самоцветов и древесины. Ассирийские послы также доставили дань, а несколько позже явились делегации из Ашувы на Ионийском побережье и из страны Танайя (возможно, это были Микены), привезшие серебро и редкий металл — железо. Репутация Египта достигла зенита, а Тутмос III, его воинственный фараон, стал предметом зависти иноземных столиц от Эгейского моря до Персидского залива.
Нерешенным оставался только вопрос с Нубией. Грубой силой оппозицию кушитов подавить не удалось, но взвешенная политика могла привести к успеху. Керма была отстроена ее неутомимыми гражданами, но Тутмос III вместо того, чтобы в очередной раз сровнять город с землей, нашел более простой выход: он основал рядом собственное, египетское поселение. Привлеченное новыми возможностями торговли и работы население Кермы мало-помалу мигрировало на короткое расстояние и перебиралось в новый город Пнубс. Старый город, талисман кушитского духа, лишенный торговли, стал увядать и умер. Местных правителей Тутмос III не стал убивать и вешать вверх ногами на носу своего корабля: наоборот, он привез их с семьями в Египет, где они подпали под очарование развитой культуры — а потом, полностью ассимилированных, вернул домой, чтобы они продолжали править своими уделами на пользу египетской короне. Хотя контроль египтян над страной Куш никогда не становился столь же прочным, как в Уавате, политика Тутмоса принесла свои плоды, и серьезные мятежи с тех пор не тревожили фараонов Нового царства.
Тутмоса III справедливо превозносили в его время как правителя, который «раздвигает свои границы далеко, достигая Рога Земли и топей Нахарина»
[151].Но и по мнению потомков он считается величайшим из фараонов.
Глава 12. Царь и страна
Вся королевская рать
О завоеваниях Тутмоса III много написано в текстах, современных его царствованию, о них же мы вспоминаем в первую очередь тридцать пять столетий спустя. Однако, проводя многие месяцы в походах, особенно в первые два десятилетия своего единоличного правления, царь не мог себе позволить забывать о внутренних делах. Египет представлял собою протяженную территорию, население которой цепко держалось местных традиций. Центробежные силы никогда не прекращали подспудно действовать. Горький опыт дважды в истории Египта показал, что в отсутствие крепкой центральной власти страна легко может стать жертвой политического раскола — с неизбежным внутренним конфликтом и вторжением извне.
