Тутмос пошел дальше всех в поклонении Сфинксу. Он объявил Хоремахета своим личным покровителем, приписав даже свое высокое положение милости бога. Большая стела, установленная рядом с памятником его отцу, повествует о том, что Хоремахет говорил с ним во сне, когда он был еще юношей, и пообещал ему царский венец, если он очистит тело Сфинкса. Благополучно взойдя на трон Гора, Тутмос IV исполнил свою часть соглашения, позаботившись о полной очистке монумента от песка, накопившегося за столетия, и велел окружить его защитной стеной, чтобы остановить наползающие из пустыни барханы. Отметим, что в надписи Тутмоса не упоминается главный бог государства Амон-Ра (в резкой противоположности со стелой его отца), а прославляется только Хоремахет. При царе, благословленном Сфинксом, это северное солнечное божество почиталось как основной гарант законности царской власти. Даже в Ипет-Суте, обители Амона-Ра, царь велел изобразить себя получеловеком-полусоколом, подчеркивая свое тождество с солнечным богом. Посредством тщательно подобранной системы изображений Тутмос хотел вывести на первый план божественные аспекты царственности, отказавшись от образа военного вождя, который так хорошо послужил его предшественникам.
Тутмос IV, пользуясь плодами мира с Митанни, посвятил свое правление внутренним делам вместо войны на чужих землях. В международной политике главным оружием стала дипломатия. Система управления Нубией была реформирована, «сын царя в стране Куш» получил полномочия вице-короля всех земель, находящихся под контролем египтян. Что касается северной части империи, то тут Тутмос IV закрепил союз с Митанни, взяв в жены одну из митаннийских принцесс. Всего двумя поколениями раньше его предок и тезка Тутмос III сражался с Митанни за господство над Ближним Востоком. А теперь прежние враги соединились в браке.
Мир дал возможность восстановить нормальную торговлю между великими державами, и караваны с дорогими товарами вновь двинулись, по суше и по морю, во все уголки восточного Средиземноморья, Палестины, Сирии и Месопотамии. Имея почти неисчерпаемый источник золота (мечта любого правителя), Египет извлек из подъема торговли максимальную выгоду: в обмен на свои минеральные богатства он получал металлы, древесину, драгоценные камни и другие царские предметы первой необходимости. Еще одним «дивидендом» мира с Митанни стала возможность широкомасштабного строительства по всему Египту и в Нубии. И на всех монументах красовалась солярная символика, не только как отражение личных увлечений царя, но и как предвестие грядущих перемен в идеологии.
Надежные границы, мир с соседями, неслыханный ранее блеск монархии… Страна была готова к возвеличению царственности, какого Египет не знал со времен великих пирамид.
Глава 13. Золотой век
Воссияй, имя его над миром
Все египетские цари обладали стремлением к саморекламе; в их положении это было необходимо. Девятому правителю XVIII династии, Аменхотепу III (1390–1353), вероятно, было особенно трудно удержаться от монархической помпезности. Мало того, что Аменхотеп был потомком завоевателей и наследником трона, благословенного солнцем, — отец, Тутмос IV, оставил ему особое достояние: беспрецедентно зажиточный народ и непривычную стабильность. Господство Египта над Ближним Востоком достигло апогея. С другими великими державами — Вавилоном, Ассирией и Митанни — были установлены и упрочены мирные отношения, даже крайне воинственные хетты не возражали против мира, по меньшей мере, на некоторое время. Аменхотеп III правил около сорока лет, но не провел ни одной кампании в западной Азии. Редкий случай, уникальный для всей династии! Зато эти годы характеризовались расцветом искусств и весьма интенсивным внедрением культа личности
[179].
Аменхотеп начал рано. Взойдя на престол совсем ребенком, он впервые ощутил вкус царской славы два года спустя, в 1389 году. Юный царь принял участие в охоте на диких быков в Шетепе (ныне Вади Натрун), к западу от Мемфиса, где проявил чудеса храбрости. Вероятнее всего, это был не спонтанный успех, а инсценировка — однако в его честь изготовили партию больших, покрытых глазурью скарабеев (древнеегипетский аналог памятной медали), которых распространили по всему Египту и завоеванным землям как свидетельство удали юного царя для современников и потомков:
«Дивны дела государя! Пришел некто к его величеству и сказал: «Дикие быки водятся в пустыне, в области Шетеп». И его величество поплыл вниз по реке… развлекаясь, и прибыл благополучно в область Шетеп поутру. И явился его величество в своей колеснице, сопровождаемый всем своим войском…
Затем его величество повелел выкопать ров, дабы окружить всех этих диких быков, и напал он на них. Насчитано было 170 диких быков. Число же быков, коих царь поверг в [первый] день охоты, равняется 56.
Его величество выждал четыре дня, дабы его лошади отдохнули. [Затем] он [вновь] взошел на колесницу. Число поверженных им [теперь] диких быков равно 40. Всего было [убито] диких быков 96»
[180].
Назойливые повторы звучат весьма правдоподобно. Даже подростку-царю на пороге юности было, разумеется, нетрудно с помощью «всего войска» перебить стадо буйволов, лишенных возможности убежать из загона. Но речь шла о том, чтобы задать общий тон его правлению. Аменхотеп доказал, что исполняет первичный, древнейший долг венценосца: поддерживает порядок, уничтожая хаос во всех его проявлениях. Другой памятный скарабей, созданный на десятый год его правления, фиксирует общее число львов, застреленных царем за первые десять лет пребывания на троне (ровно 110 штук).
Юношеская склонность к кровавым забавам, похоже, объяснялась желанием доказать свою мужественность. Достигнув зрелости, царь изменился. Следующий специальный выпуск скарабея, год спустя, был посвящен уже не охоте, а строительству — точнее, созданию озера для Тийе, главной жены царя. Это был не просто пруд для украшения сада, а водоем, по которому могли плавать лодки: более мили в длину и около четверти в ширину. Церемония официального открытия заключалась в том, что царь на своей гребной барке с пророческим названием «Ослепительный диск» прокатился по озеру туда и обратно.
И в самом проекте, и в способе его внедрения Аменхотеп нашел свое истинное призвание. С этого момента и до конца своих дней он строил. Вся страна кишела рабочими, они орудовали лопатами и молотками, отесывали камни и воздвигали стены. Аменхотеп III стал величайшим царем-строителем Египта со времен основания царства 1500 лет назад; он воплощал в жизнь свои идеи, создавая монументы, «подобных коим никогда не бывало от изначальной поры Двух Стран»
[181]. Эти же монументы играли и другую роль в исполнении его желаний: они служили сценой для великолепных празднеств и процессий, средоточием которых была персона царя.
