От правительства фараона не последовало никакой реакции. Это была фатальная ошибка. Слабость Митанни в сочетании с осторожностью египтян породила у ряда вассальных княжеств желание использовать вакуум власти для расширения своей автономии. Важнейшим из них было Амурру, обширная область в центральной Сирии между рекой Оронт и Средиземным морем. Правитель Амурру, Абди-Аширта, был бесстыжим мошенником, не упускавшим случая извлечь выгоду из политического соперничества и социальной нестабильности. Его письма к египетскому двору составляют значительную часть Амарнского архива. Египтяне либо не раскусили его козней, либо сочли невмешательство наилучшей политикой. Однако это лишь раззадорило Абди-Аширту. Даже когда его сына, Азиру, вызвали, чтобы объяснить свое поведение, фараон, по-видимому, удовлетворился простым выговором. В итоге княжество Амурру вышло из-под контроля египтян.
Власть фараона, которую когда-то боялись и уважали по всему Ближнему Востоку, более не пугала своевольное государство Кадеш. Его правители были бельмом на глазу Египта еще со времен Тутмоса III. Теперь они, по своему обыкновению, перешли на сторону врага, как только войско хеттов постучалось к ним в ворота. Неудача предпринятой при Эхнатоне попытки отвоевать Кадеш лишь подчеркнула слабость Египта. Вторая попытка взять город при Тутанхамоне также провалилась, и втайне злорадствующие хетты еще энергичнее взялись прибирать к рукам северную Сирию.
Видя, куда дует ветер, Азиру, уже ставший правителем Амурру, присоединился к Кадешу с намерением стать союзником новых гегемонов — хеттов. Желание вдовы Тутанхамона заключить дипломатический брак с хеттским царевичем, дабы избежать объятий Эйе, могло бы обеспечить долгий мир между державами-соперницами. Но таинственная гибель царевича Заннанзы дала хеттам лишний повод для дальнейшей экспансии: его отец утолил свой гнев, вызванный предательством египтян, напав на их владения в южной Сирии.
Но хеттам рано было торжествовать. По иронии судьбы пленники, доставленные в столицу хеттов после этих карательных набегов, занесли туда чуму. Она проникла и в царскую цитадель в Хаттусе
[245], погубив не только царя, но и его прямого наследника. Эпидемия свирепствовала на землях хеттов еще и 20 лет спустя. Судя по летописи хеттов, в их сознании болезнь была карой от богов. А египтяне, наблюдая издали, увидели в этих странных событиях новый шанс на победу. В Сирии установился непрочный мир, Египет и хетты оказались в патовом положении.
Такова была обстановка, когда Сети I взошел на трон. Сын солдата, он был твердо настроен восстановить поблекшую национальную гордость Египта. После 50 лет бесславных отступлений для Амона-Ра вновь настало время походов. Утвердив свой контроль над Финикией и Ханааном, Сети вспомнил об Амурру и Кадеше. Отобрать их — значило нанести сильный, символически важный удар устремлениям хеттов и обеспечить опору репутации Египта в регионе.
Всего через год после нового захвата Бет-Шана и Еноама войско Сети глубоко проникло в центральную Сирию. Кадеш был взят, и торжествующий Сети велел воздвигнуть в городе великолепную стелу с победной надписью. Увы, ликования его хватило ненадолго: как только египетские воины скрылись за горизонтом, коварные граждане Кадеша переметнулись обратно к хеттам.
Большего успеха фараон добился в Амурру — после повторного захвата эта провинция осталась верна египетскому повелителю. К концу кампании значительная часть территории Сирии поменяла политическую ориентацию. Сети стер память об унижениях предыдущих лет и вновь направил Египет по пути имперского величия — во всяком случае, он так полагал. Между тем, на самом деле хетты лишь перегруппировали свои силы. Они не намеревались оставить эти удары без ответа. Сосредоточив значительные силы на высоком анатолийском плато, они приготовились к большой войне. Над Ближним Востоком сгущались тучи, решающий поединок между двумя сверхдержавами стал неизбежным.
За очевидной решительностью иностранной политики Сети I кроется загадка. Если при Хоремхебе Египет и хетты действительно пришли к какому-то соглашению, что можно предположить по позднейшим источникам, тогда дерзкие начинания Сети следует признать вероломным нарушением договора. Более того, они стали отправной точкой ряда все более кровавых столкновений, которые привели, в долгосрочной перспективе, не к реставрации египетского господства, а к тяжелым потерям.
При взгляде с высоты нашего времени азиатские войны Сети кажутся безрассудными и нелепыми. Однако такая политика, возможно, диктовалась не тщательным расчетом стратегических интересов Египта, а политической необходимостью. История знает много случаев, когда правители разжигали внешний конфликт, чтобы отвлечь внимание от внутренних проблем. И некоторые намеки на то, что так и было, дошли до нас от первых лет царствования Сети: основания его, похоже, были шаткими. В храме Ипет-Сут, на рельефах в честь боевых успехов царя, присутствует загадочная фигура, обозначенная просто как «распорядитель и носитель опахала Мехи»; этому персонажу уделяется необычно много внимания, так, будто он играл ключевую роль и в битвах, и в разработке наступательной стратегии Сети.
«Мехи» — это сокращение от какого-то более длинного, неизвестного нам имени. Чтобы получить настолько заметное место на царском монументе, он должен был стать одной из самых влиятельных фигур при дворе; возможно, ему предоставили ту же позицию, что Хоремхебу при Тутанхамоне или Парамессу при Хоремхебе. Высказывалось даже предположение, что таинственный Мехи был назначен наследником Сети: воинственный царь мог, следуя примеру предшественников, пожелать, чтобы его сменил на троне другой армейский офицер.
Как бы там ни было, у сына Сети, юного Рамзеса, имелось свое мнение на этот счет. Немного лет прошло с момента изготовления рельефов в Ипет-Суте, когда изображения Мехи начали систематически удалять, заменяя их образами самого Рамзеса. Следующее поколение династии Рамзесидов не намеревалось позволять простому смертному оказывать такое влияние на дела царства. Рамзес, и только он, будет признан потомками как истинный наследник и самый преданный сторонник отца. Рамзес, и только он, продолжит агрессивную зарубежную политику Сети и превратит Египет в великую империю. Рамзес, и только он, сойдется с хеттами в решительной схватке за первенство.
