Хотя царская резиденция была непревзойденной, жилища знати в предместьях не намного ей уступали. Самые зажиточные граждане Пер-Рамзеса облюбовали для своих просторных вилл район каналов и садов — этакая венецианская идиллия. В центре города возвышался большой храм, посвященный триаде Амон-Ра-Хорахти-Атон, с четырьмя колоссальными статуями царя по фасаду. Он мог бы соперничать с Ипет-Сутом в размерах и величии. По всем сторонам света городу была обеспечена символическая защита других важных божеств. На юге — храм Сета, владыки Авариса, построенный еще при гиксосах. На севере воздвигли святилище в честь древней хранительницы Дельты, богини-кобры Уаджет. На западе — храм Амона Фиванского, и, наконец, на востоке (где начинался путь к владениям Египта на Ближнем Востоке), святилище Астарты — вовсе не египетской, а сирийской богини любви и войны, которая в египетском пантеоне получила функцию защиты царских колесничих.
Даже по меркам Нового царства Пер-Рамзес был городом космополитическим. Помимо храма азиатской богини, там находились посольства заморских стран и целые кварталы чужеземных наемников. На рынках и пристанях толпились торговцы со всего восточного Средиземноморья. Близость Пер-Рамзеса к Палестине, вероятно, делала его притягательным для иммигрантов, ищущих лучшей жизни, и на этом фоне могла возникнуть история об Исходе. В Библии (Исход 1:11) рассказывается, как фараон заставил евреев трудиться на стройке двух больших городов, Питом и Раамсес, именуемых «местом запасов». «Питом», или Пер-Атон, отождествляют с нынешним Телль-эль-Масхута в восточной части Дельты, в дне пути от Пер-Рамзеса, а «Раамсесом» может быть только сама династическая столица
[250].
Весьма вероятно, что рабочие из племен, говоривших на семитических языках, действительно трудились на стройках города — но они были скорее гастарбайтерами, чем рабами (хотя условия труда, возможно, сводили это различие к нулю). И всё же о каком-либо «исходе» евреев (Исход 12:37), в правление Рамзеса II или позднее, в древнеегипетских источниках нет ни слова. Соответственно, вся история может быть позднейшей компиляцией нескольких не связанных между собой исторических событий. С другой стороны, как мы видели, Рамзес был не из тех, кто позволил бы неприятной правде выйти наружу.
У придворных писцов и поэтов были основания восхвалять Пер-Рамзес как обитель радости и изобилия, но великолепие царской резиденции имело также мрачную сторону. Одними из крупнейших зданий города были мастерские, где сотни рабочих выплавляли бронзу и изготовляли оружие. Плавильные печи того времени разогревали до высоких температур при помощи мехов. Исходящие потом работники разливали расплавленный металл по формам, отливая щиты и мечи
[251]. В жарких, грязных помещениях, без всякой техники безопасности, эти люди создавали оружие для армии фараона. Другой, тоже немалый, участок города занимали конюшни с манежными площадками и мастерскими по ремонту колесниц. Царские конюшни вмещали стойла для 460 (как минимум) лошадей и жилища для объездчиков и конюхов. Для выездки служил большой, окаймленный колоннами двор, поблизости находились мастерские шорников, которые изготовляли и чинили упряжь.
Коротко говоря, Пер-Рамзес был не столько развлекательным центром, сколько военно-промышленным комплексом. Собственно, и основание города было связано с обострением ситуации на Ближнем Востоке. Именно отсюда Рамзес отправился под Кадеш, сюда же и возвратился, израненный, но не смирившийся. При всем своем великолепии и дворцовой роскоши, населенный многоязычным народом Пер-Рамзес, вероятно, напоминал царю о нерешенной проблеме в Сирии и Палестине. Обладая самым большим числом колесниц в регионе, Рамзес всё-таки не смог нейтрализовать угрозу хеттов. Предаваясь невеселым размышлениям в своем дворце над рекой, царь и вообразить не мог, что события, происходящие в сотнях миль оттуда, принесут ему большую удачу.
Хрупкий мир
За битвой при Кадеше, где ни одна из сторон не одержала убедительной победы, последовало десятилетие холодной войны; в противостоянии хеттов и египтян гегемония не доставалась ни тем, ни другим. Но старые соперники теперь были не единственной парой претендентов на власть в регионе. За Евфратом восходила звезда Ассирии. Не прошло и года после Кадеша, как ассирийцы, осмелевшие от неудачи хеттов, напали на важнейшего союзника египтян — Ханигальбат (остатки прежнего царства Митанни) и подчинили его
[252].
Игнорировать такой сигнал не могли себе позволить ни хетты, ни египтяне. Рамзес ответил, организовав ряд локальных кампаний на Ближнем Востоке. Его целью было укрепить контроль египтян над провинциями, сокрушить мятежников, поднявших головы после столкновения при Кадеше, и показать ассирийцам, что Египет — это всё еще сила, с которой следует считаться.
Укротив недовольных на холмах Галилеи и отбив важный пункт, порт Акко, Рамзес уже не мог остановиться и двинулся на Амурру — территорию, прежде принадлежавшую египтянам, а теперь захваченную хеттами. Города-государства одно за другим пали под натиском армии фараона, и Рамзес занял всю долину в среднем течении Оронта, отхватив половину самой южной провинции хеттов. Подобные маневры могли спровоцировать полномасштабную войну, но внезапная смерть царя хеттов Муваталли привела врагов Египта к кризису наследования, имевшему серьезные последствия.
Муваталли оставил трон молодому сыну Урхи-Тешшубу, который и стал царем. Но у дяди нового монарха, Хаттусили, имелись другие планы. Вскоре местной знати пришлось выбирать между двумя соперничающими дворами. После долгих распрей Хаттусили одержал верх, и Урхи-Тешшуб бежал в Египет, ища убежища при дворе Рамзеса II. Фараон, следивший за этими перипетиями с безопасного расстояния, и не помышлял о такой удаче. За все время его затянувшейся борьбы с хеттами за верховенство ему не выпадал подобный шанс.
Не успел Урхи-Тешшуб добраться до Египта, как Хаттусили немедленно потребовал его экстрадиции. Рамзес отказался и велел своим войскам в Сирии быть наготове, на случай нападения хеттов. Но от своих дипломатов он узнал, что такой оборот событий маловероятен, поскольку в Ассирии пришел к власти новый правитель с большими амбициями. Рамзес верно рассчитал, что хетты будут слишком заняты этой угрозой на своем восточном фланге, чтобы возобновлять схватку с Египтом. Когда ассирийцы во второй раз вторглись в Ханигальбат и уничтожили его, хетты внезапно оказались в такой опасности, какой еще не испытывали никогда. От воинственной, экспансионистской Ассирии их царство отделял только Евфрат. Настало время забыть о национальной гордости и выдвинуть на первый план национальную безопасность.
