— Что ж, — согласился Перкинс, — если вам угодно с начала, то с него я и начну. По расписанию мы должны были отправиться с вокзала Сеалда прошлой ночью в час тридцать, но поезд задержали примерно на полтора часа, поэтому, когда мы наконец тронулись, было уже больше трех. Первый час дороги или около того все шло как обычно. Потом, когда мы были на этом месте, кто-то дернул за сигнальный шнур. Конечно же, машинист тут же остановил состав. Я пошел по вагонам, чтобы выяснить, что случилось. Прямо вам скажу: нечасто такое бывает, чтобы кто-то дергал за шнур в ночном поезде. Проблемы начались, когда я добрался до пассажирского вагона второго класса. Вдруг встали какие-то два индийца — такие, приличного вида, в костюмах. Один нацелил мне в голову пистолет и приказал лечь лицом в пол. Само собой, я послушался. Некоторые пассажиры запаниковали, но один из этих двоих крикнул что-то на бенгали и заставил их замолчать. Мне с пола почти ничего не было видно, но я уверен, что второй из них тогда ушел из вагона. Где-то через минуту я услышал голоса снизу, с путей, — местные, и довольно много, так я понял по звуку. Там, снаружи, творилась какая-то суета. Я думал, что они пойдут по купе, грабя пассажиров, но нет, не пошли. Даже в вагон первого класса. Машинист говорит, они просто поставили по человеку в каждый вагон и двоих — вперед, в локомотив, а остальные двинулись сюда, в хвост поезда.
— И что было дальше?
Перкинс пожал плечами:
— Точно не знаю. Этот негодяй держал меня на полу. И все время я слышал крики со стороны хвоста. Наконец — похоже, было почти пять — раздался крик, и декойт, державший меня на мушке, вдруг ушел. Я думал, он вернется с группой своих дружков, но ничего такого не случилось. Он будто растворился — и он, и все остальные.
— И что вы сделали тогда?
— Я ничего не делал, пока машинист с помощником не пришли меня искать. Откуда мне было знать, что эти негодяи исчезли? А потом я вышел из вагона с Эвансом — это машинист. Знаете, настоящий англичанин. Говорит, из самого Лондона. Водит сорок третий поезд уже почти двадцать лет. Я уточнил у него, точно ли преступники убежали, и после отправился по купе — проверял все по очереди. Несколько английских леди в первом классе были страшно напуганы, но никто не пострадал. Я прошел весь состав до самого вагона охраны — и только тогда увидел тело юного Пала, — он указал в сторону железнодорожного полотна, на завернутый в простыню труп.
— Его звали Пал?
Перкинс торжественно кивнул:
— Хайрен Пал.
Я огляделся. Вагон был разделен пополам проволочной решеткой с дверью, позволяющей перемещаться между двумя половинами. По нашу сторону решетки стоял небольшой письменный стол, заваленный какими-то бумагами. Рядом валялись опрокинутый стул, разбитая керосиновая лампа и несколько листков, упавших со стола и угодивших в лужу застывающей крови. С той стороны решетки лежало около дюжины тяжелых с виду джутовых мешков и стояли два объемных сейфа, оба открытые.
— Как вы считаете, зачем они в него стреляли? — спросил Дигби.
— Не знаю, — пожал плечами кондуктор.
— Что они забрали? — поинтересовался я.
Кондуктор снял фуражку и почесал в затылке:
— В том-то и дело. Насколько я понимаю, ничего.
— Ничего? — переспросил Дигби. — Банда декойтов нападает на поезд, убивает охранника и уходит, ничего не взяв? Чушь какая.
— Я вам точно говорю, — с жаром закивал Перкинс. — Все мешки с почтой на месте, и, как я уже сказал, они не грабили пассажиров.
— А как же те сейфы? — спросил я. — Что было в них?
— Прошлой ночью — ничего, — ответил Перкинс.
— Это обычная ситуация?
— Иногда они полны. Иногда пусты. Ведь это же сорок третий из города!
Он посмотрел на нас и не увидел понимания в наших лицах.
— Сорок третий из города — это Дарджилингский почтовый, — пояснил он. — Основной рейс между Калькуттой и Северной Бенгалией. Почти все, что должно туда попасть, от людей и скота до официальной государственной корреспонденции, едет сорок третьим из города.
— А как вы подняли тревогу? — спросил я.
— Где-то через десять минут после того, как декойты убежали, мимо нас проезжал двадцать шестой в город. Мы остановили его и рассказали кондуктору, что случилось. Они предложили нам помощь, а добравшись до Нейхати, сообщили о происшествии.
Я повернулся к сержанту-индийцу:
— А где пассажиры?
— Всех пассажиров второго и третьего класса перевезли на вокзал Бандел-Джанкшен для дачи показаний, — ответил он. — В первом классе ехали только европейцы, сэр. Их тоже доставили в Бандел, но оттуда разрешили ехать дальше по своим делам. Но у нас есть список их имен с адресами.
Пассажиры первого класса были белыми, поэтому и надеяться нечего, что они послушаются приказа местного полицейского и будут сидеть несколько часов в какой-то дыре и ждать, когда у них возьмут показания. В Индии даже силы законности и правопорядка отступали перед превосходством расы.
Я велел Дигби взять у кондуктора подробные показания, а сам прохрустел по гравию к голове поезда. Банерджи разговаривал с машинистом. Увидев меня, он неуклюже спустился с подножки локомотива.
— Ну как, много удалось узнать? — спросил я.
— Я пытался взять у него показания, сэр, но это оказалось непростой задачей. Он не очень хорошо говорит по-английски.
— Странно, — удивился я. — Кондуктор уверил меня, что он англичанин.
— Боюсь, что так и есть, сэр. Может, вы хотите сами с ним поговорить?
Эванс оказался невысоким коренастым мужчиной, таким же крепким на вид, как и локомотив, которым он управлял. Его лицо и рабочий комбинезон покрывала угольная пыль, а морщины на щеках были словно прочерчены копотью. Мне он сразу понравился.
Его версия событий совпадала с версией Перкинса: примерно в часе езды от калькуттского вокзала Сеалда кто-то дернул за шнур, и Эванс остановил состав. Но в то время как Перкинс подробнейшим образом исследовал пол вагона второго класса, Эвансу с его локомотива было гораздо лучше видно, что происходит.
— Едва мы остановились, — сказал он, — целая толпа этого ворья налетела на нас со всех сторон — спереди, слева, справа.
— Сколько их было?
Эванс пожал плечами:
— Точно не скажу, командир, темень была кромешная, но, думаю, никак не меньше десятка. Потом один лезет сюда и тычет в меня своим стволом. Руки, мол, вверх. Двадцать лет назад я бы ему мигом врезал, но нынче силы уже не те. Остальные, того, по вагонам разбрелись. Слышу, как дамы в первом классе верещат. Но они мигом замолчали. Не иначе как какой-то черномазый и на них тоже ствол направил.
— Вы слышали, что происходило в вагоне охраны?
Он помотал головой:
— Не. Слишком далеко.
