Где-то тикали часы. Я порадовался небольшой передышке. Прошло уже больше недели, а я до сих пор не мог акклиматизироваться. Дело было не только в жаре. Тут присутствовало еще что-то. Что-то бесформенное и неуловимое. Нервозность, проявлявшаяся в виде боли в затылке и тоскливой тошноты. Казалось, на меня плохо действует сама Калькутта.
Несколько минут спустя дверь открылась и в комнату вошла индийская дама неопределенно-деликатного возраста. Старик следовал за ней преданным псом. Мы с Банерджи встали. Для своих лет женщина была весьма привлекательна. Лет двадцать назад она наверняка была красавицей. Пышные формы, кожа цвета кофе, карие глаза, подведенные черным. Волосы дамы были расчесаны на прямой пробор и стянуты в тугой узел. На лбу сияло алое пятнышко. Одета она была в сари из ярко-зеленого прозрачного шелка с каймой, расшитой золотыми птицами. Из-под него проглядывала шелковая блуза, оставлявшая обнаженной талию. Руки украшали несколько золотых браслетов, шею обвивало тонкой работы ожерелье, тоже из золота, с мелкими зелеными камушками.
— Намаскар
[10], господа, — сказала дама, сложив ладони в приветствии. Браслеты на ее запястьях тихо звякнули. — Прошу, садитесь.
Я вопросительно взглянул на Банерджи. Не эту ли женщину он видел в окне? Он помотал головой.
Дама представилась как миссис Бозе, хозяйка дома.
— Мой слуга говорит, у вас есть какие-то вопросы?
Она подошла ближе и грациозно опустилась в шезлонг. Как по мановению руки, огромный панка на потолке пришел в движение, посылая вниз прерывистые волны вожделенного ветерка. Миссис Бозе нажала на небольшую медную кнопку, расположенную рядом с шезлонгом. В дверях беззвучно появилась служанка.
— Вы ведь выпьете чаю? — спросила миссис Бозе. Не дожидаясь ответа, она обернулась к служанке и распорядилась: — Мина, ча.
Служанка ушла так же бесшумно, как и появилась.
— Итак, — продолжила миссис Бозе, — чем могу вам помочь, господа?
— Я капитан Уиндем, — представился я. — А это — сержант Банерджи. Полагаю, вам известно, что в переулке рядом с вашим домом случилась… неприятность?
Она вежливо улыбнулась.
— Ваши констебли так шумят, что, думаю, уже всему па́ра
[11] известно, что, как вы говорите, случилась неприятность. Может быть, вы расскажете мне, что же, собственно, произошло?
— Убит человек.
— Убит? — невозмутимо переспросила она. — Какой ужас.
Мне доводилось иметь дело с англичанками, которым при одном упоминании убийства требовалась нюхательная соль, но миссис Бозе, очевидно, обладала крепкими нервами.
— Прошу прощения, господа, — продолжала она. — В этой части города каждый день кого-нибудь убивают. Но я не припомню ни одного случая, чтобы приезжала половина калькуттской полиции и оцепляла улицу, и тем более странно, что этим происшествием заинтересовался полицейский-сахиб. Обычно очередного бедолагу просто увозят в морг — и дело с концом. Почему в этот раз такая суматоха?
Суматоха поднялась потому, что убитый был англичанином. Но я подозревал, что миссис Бозе знает это и без нас.
— Мадам, я должен вас спросить: не видели ли вы вчера в переулке чего-нибудь подозрительного? Или, может быть, слышали какие-то необычные звуки?
Она покачала головой:
— Я каждую ночь слышу подозрительные звуки, доносящиеся из этого переулка, — пьяные драки, собачий вой. Но если вы спрашиваете, не слышала ли я, как там убивают человека, тогда — нет, не слышала.
Миссис Бозе говорила очень решительно, и это меня удивило. По моему опыту, женщины средних лет и принадлежащие к среднему классу всегда рады помочь полицейским, расследующим убийство. Это добавляет в их жизнь остроты. Некоторые из них так хотят быть полезными, что с удовольствием перескажут вам все сплетни и слухи, словно это Евангелие от Иоанна. Миссис Бозе вела себя необычно для женщины, которой только что сообщили, что в десяти футах от ее дома произошло убийство. Похоже, она что-то скрывала. Правда, вовсе не обязательно что-то имеющее отношение к убийству. В последнее время власти столько всего позапрещали, что она вполне могла скрывать что-нибудь совершенно другое.
— Не было ли здесь по соседству каких-нибудь собраний мятежного характера?
Она посмотрела на меня так, словно я был безнадежно глупым ребенком.
— Весьма вероятно, капитан. В конце концов, мы с вами в Калькутте. В городе, где живет миллион бенгальцев, которым больше просто заняться нечем, как сидеть и болтать о революции. Разве вы не поэтому перенесли столицу в Дели? Лучше жариться в отдаленной пустыне среди сговорчивых пенджабцев, чем терпеть соседство опасных бенгальских мятежников. Правда, дальше разговоров они не идут. Но, отвечая на ваш вопрос, капитан: нет, я не слышала ни о каких собраниях мятежного характера. Ни о чем, что бы противоречило статьям вашего драгоценного Закона Роулетта.
Закон Роулетта. Его приняли в прошлом месяце. Он позволял нам упрятать за решетку любого, кого мы подозревали в терроризме или революционной деятельности, и держать там до двух лет без суда. С точки зрения полицейского, это очень упрощало жизнь. Индийцы, конечно, были в ярости, и я их не виню. В конце концов, мы только что воевали во имя свободы, а теперь — подумать только — хватаем людей без ордера и бросаем их в застенок за любые действия, которые покажутся нам мятежом, начиная с неразрешенных собраний и заканчивая косым взглядом, брошенным на британца.
Миссис Бозе поднялась:
— Простите, господа, но я действительно ничем не могу вам помочь.
Настало время попробовать другой подход.
— Подумайте еще раз, миссис Бозе, — сказал я. — Сержант высказал некоторые догадки относительно того, каким именно заведением вы тут руководите. Я, разумеется, думаю, что он ошибается, но одно мое слово — и меньше чем через полчаса тут будет десяток полицейских из отдела нравов. Проверим, кто из нас прав. Скорее всего, они здесь камня на камне не оставят, а вас, вероятно, отправят на Лал-базар для дачи показаний. Может быть, они даже предложат вам провести ночь-другую в камере, — это, как говорится, на усмотрение вице-короля. Или вы все-таки согласитесь нам помочь.
Миссис Бозе смотрела на меня с улыбкой. К моему удивлению, она ничуть не выглядела испуганной. Тем не менее ответила она, осторожно подбирая слова:
— Капитан Уиндем, боюсь, вы… не так меня поняли. Я с радостью помогу вам чем только смогу. Но я действительно вчера ночью не видела и не слышала ничего подозрительного.
— В таком случае вы не станете возражать против того, чтобы мы поговорили с каждым, кто находился ночью в доме?
Дверь открылась, и вошла служанка, неся серебряный поднос с полным набором для типичного английского чаепития. Девушка опустила поднос на невысокий столик красного дерева рядом с хозяйкой и вышла из комнаты.
