Мы сидели за столом в кают-компании. Тут я заметила деревянную табличку, висевшую над дверью: «Судьба человека в его характере». Я невольно фыркнула.
– Что смешного? – поинтересовался Уэйн.
– По-твоему, обстоятельства тут вообще ни при чем? – спросила я, указывая на табличку.
– Не все события, которые с нами происходят, зависят от нас, но только нам решать, как встретить свою судьбу, – произнес Абран.
– А может быть, наша судьба предначертана богами, – с легкой улыбкой возразила Марджан.
Томас и Уэйн рассмеялись. Похоже, это какая-то шутка для своих. Посторонним такое не понять.
– Любопытно было бы узнать, о чем они думали? – вздохнул Томас.
– Когда устроили потоп? – спросила я.
– Когда создавали нас, – ответил Томас.
В каюте стало тихо, только деревянные ложки постукивали о глиняные миски. Через несколько минут Джесса завела разговор про трещину в грот-мачте, которую обязательно надо заделать. Потом стали обсуждать, что выменяют в ближайшем порту. Беседа текла непринужденно. В этой комфортной дружелюбной обстановке расслабилась и я. Сидя за столом в окружении команды, я чувствовала себя так, будто завернулась в теплое одеяло. Склонив голову набок, смотрела, как они, не стесняясь, жестикулировали, смеялись и время от времени строили недовольные гримасы.
«Не команда, а семья», – пронеслось в голове. Давненько не приходилось встречать группу людей, которым так хорошо друг с другом. Я столько времени провела в одиночестве, что с непривычки чувствовала себя не в своей тарелке. Но одновременно меня тянуло ко всему этому с непреодолимой силой. Вспомнила наши семейные ужины: сумерки, на столе горят свечи. Мама ставит перед каждым миску с овсянкой или печеной картошкой. Джейкоб, Роу, дед, мама и я шутим, болтаем о погоде, вспоминаем прежние времена, гадаем, что будет завтра. Постепенно вечер уступит место ночи, и мир вокруг сожмется до нашего освещенного стола и нас пятерых, а наши голоса устремятся к темному небу, словно язычки пламени.
Интересно, как все эти разные люди собрались здесь, на «Седне», и чем занимались раньше? Наверняка у них есть свои секреты. Вопрос только в том, как надежно они их хранят. Что будет, если мы станем частью команды? Пока я наблюдала за экипажем, Дэниел не сводил глаз с меня. Лицо у него обеспокоенное. Будто мои мысли прочитал.
– Знаю, у тебя возникло желание остаться, – тихо, чтобы больше никто не услышал, произнес Дэниел.
– Ну допустим, и что?
– Плохая идея.
– Почему?
Дэниел молча покачал головой и откинулся на спинку стула, положив раненую руку на грудь.
Между тем Томас рассказывал про своего старого друга, который теперь живет в Харджо.
– Признался, что торгует с пиратами. Говорит, иначе не прожить.
В тихом голосе Томаса звучали грусть и сожаление. Его чувствительность напомнила мне о прежней жизни. Была в нем какая-то мягкость, даже доверчивость.
Уэйн с такой силой хлопнул рукой по столу, что миски подпрыгнули. Все притихли.
– Полная чушь! «Иначе не прожить»? Это все равно что самому людям глотки резать или детей насиловать.
Уэйн кивнул в сторону Перл. Та уставилась на него круглыми глазами.
– Прекрати! Достаточно. – Абран поднялся со стула и, опершись о столешницу, устремил негодующий взгляд на Уэйна.
– Нет, недостаточно! – возразил Уэйн и так резко отодвинул стул, что тот опрокинулся. – Совсем недостаточно.
Уэйн широкими шагами вышел из каюты. Его могучие плечи едва пролезли в дверной проем. Думала, ему придется разворачиваться боком – голова задела за притолоку.
– Он потерял жену, – тихо объяснил Абран, усаживаясь обратно за стол.
– Не просто потерял, – прибавила Джесса. – Ее убили у него на глазах.
Я не стала спрашивать, кто это сделал. Но пришла к выводу: Абран не лгал, когда говорил, что с пиратами они не торгуют. А если и торгуют, бо́льшая часть команды об этом не подозревает.
Когда убирали со стола, Марджан вышла из каюты с тарелкой еды. Через несколько минут вернулась и что-то тихо сказала Абрану.
Тот закрыл глаза и кивнул.
– Джон… – произнес Томас, подавшись вперед и схватившись за спинку стула.
Вся команда застыла. Повисла тишина. Казалось, из каюты разом выкачали весь воздух.
Абран еще раз кивнул:
– Этим вечером Джон скончался. Похороним его в море сегодня.
Абран подошел ко мне, наклонился к моему уху и тихо произнес:
– К сожалению, дело к тому шло, и все равно для нас это удар.
Он обвел взглядом команду. Все двигались вяло, с трудом, будто гравитация вдруг придавила всех в каюте с удвоенной силой.
– Джон провел с нами почти год. Он был хорошим моряком.
– Соболезную. От чего…
– Сепсис. Началось со ступни. Локализованная инфекция. Наступил на что-то и поранил ногу. – Абран сокрушенно покачал головой. – Вечно ходил по палубе босиком.
Мы все вышли на палубу. Солнце висело низко над горизонтом, тучи затягивали небо. Флаг «Седны» – квадрат серой ткани с алым солнцем посередине – трепало ветром. Вокруг кричали чайки. Марджан обернула тело Джона парусиной. Его рот исказила гримаса. Должно быть, бедняга так долго страдал от боли, что лицо разучилось принимать другие выражения. Наверное, трясся в лихорадке, а дыхание вырывалось из груди тяжело, натужно.
Уэйн с раздражением теребил густые светлые усы.
– Целый парус на одного человека?
– У нас еще есть, – возразила Марджан.
– Джон наш брат, – прибавил Абран.
Уэйн скрестил руки на груди, кивнул и опустил глаза.
Я удивилась. Подобное выражение привязанности и впрямь отдавало расточительством. Такой парус можно обменять на две полные корзины рыбы.
Когда Джона обернули в саван, все члены команды стали подходить к нему по очереди, бормоча слова прощания. Абран попрощался с Джоном последним. Затем обратился к команде:
– Джон следовал за той же мечтой, что и мы: пристать в тихой гавани, найти место, где всем нам будет хорошо. Где мы создадим то, что даст надежность и нам, и следующим поколениям. Лучший способ почтить память Джона – двигаться вперед.
Томас и Уэйн подняли тело Джона над планширом и бросили в темное море. Вода с плеском сомкнулась над ним. Никогда не привыкну к тому, как быстро вода поглощает человека: раз, и нет. Каждый раз пугаюсь.
Потом кое-кто из команды задержался на палубе: одни переговаривались вполголоса, другие молча стояли в стороне. Марджан перебирала три бусины своего ожерелья, будто четки. Через некоторое время она отправилась приводить в порядок камбуз. Я вызвалась ей помочь.
