Л. В.: Очень забавно, что, как мы уже говорили, эта стадия и правда включает в себя ряд более высоких истин. Есть колоссальное число различных перспектив, и все они заслуживают того, чтобы их уважали и чествовали. Однако из-за того, что данная стадия сама неспособна совместить их все в объединенные целостности и иерархии роста (холархии), она даже не может себе позволить выдвинуть утверждение, что сама имеет в распоряжении некоторые из подобных более высоких истин. Ведь ничья истина не может считаться лучшей, или более высокой, или превосходящей другие. Но все же некоторые истины оказываются более всевключающими, всеобъемлющими, целостными и объединяющими, содержащими больше бытия и сознания, чем другие. На самом деле, как ты и пишешь в своих трудах, каждая более высокая стадия «более истинна», чем предыдущая, в том смысле, что она более всевключающа, более целостна и всеобъемлюща, исчерпывающа и поэтому включает больше истин в своей общей истине. Эволюция становится все более цельной, объединяющей, истинной, благой и прекрасной.
К. У.: Точно! Постмодернисты упускают это из виду, потому что они неспособны проводить различия между иерархиями доминирования и иерархиями роста. Иерархии доминирования в принципе включают в себя все эти мерзости, которые описывают постмодернисты: они склонны к притеснению, жестокости, порабощению, грубости; чем выше вы взбираетесь по их лестнице, тем большее число людей вы можете притеснять. Это описывает происходящее в кастовой системе, мафии или тоталитарных государствах. Однако иерархии роста — нечто прямо противоположное. Чем выше вы взбираетесь по иерархии роста, или холархии, тем более всевключающими и всеобъемлющими, менее доминирующими и притесняющими становитесь. Это как в последовательности развертывания от атомов к молекулам, клеткам и целым организмам, где каждый более высокий уровень включает в себя все предыдущие. Он не исключает их, не притесняет, не проявляет к ним ненависти: молекула не ненавидит атомы. Если уж на то пошло, она их любит, объемлет и окутывает. Так и в человеческих иерархиях роста эгоцентрическое превосходится и включается в этноцентрическом, которое, в свою очередь, превосходится и включается в мироцентрическом, которое превосходится и включается в интегральном. Каждый из этих уровней имеет в себе больше любви, сознания, целостности, заботы и сострадания и более высокую, всевключающую мораль. И, следовательно, интегральная стадия развития включает все предыдущие. Но также она их трансцендирует, или превосходит, в новых формах единства, новых целостностях, включающих больше и являющихся более наполненными. Это на самом деле удивительно! Вот почему эволюция вселенной не сворачивается, а только набирает обороты!
Л. В.: Одна из тем, которые вновь и вновь поднимаются в наших беседах, такова: нынешняя жизнь каждого из нас началась с того, что мы отказались от тех путей, с которых начинали. Ты отказался от карьеры в традиционной западной медицине; я от университетского образования — получения, по-видимому, какой-то степени в искусстве или философии и посвящения себя преподавательской деятельности. За этим последовала переходная стадия: ты работал посудомойщиком, я — плотником. В этой фазе мы оба начали писать и стали в воображении рисовать себе иной мир: ты — тот, в котором ты теперь один из самых читаемых философов на планете; я — первый открыто трансгендерный создатель фильмов в Голливуде [И позволь мне тут тебя прервать: ты создатель фильма, которому посвящено больше академических трудов, чем какой-либо иной киноленте в истории. — К. У.]. Эти миры теперь существуют. Сам этот факт все еще меня поражает. Позволь мне быстрое отступление. А случаются ли сейчас моменты, когда ты задаешь себе вопрос: «Черт подери, боженьки ты мой, и как же это все произошло?»
К. У.: Да, конечно! В каком-то смысле — может, это прозвучит чересчур сентиментально — почти каждое мгновение вот так меня поражает. Я имею в виду Великую тайну самого существования как такового, чистую и предельную непознаваемость всего сущего. Именно это и делает каждое мгновение моментом «черт подери, боженьки ты мой, и как же это все произошло?». Безусловно, я известен как философ, но меня больше всего удивляет не познаваемость каждого мгновения, а его чистая непознаваемость, волшебное путешествие по Великой тайне всей нашей траектории. Она поразительна, удивительна, невероятна, чудесна и совершенно непознаваема. Христианские мистики называют это божественным неведением, а дзен — умом незнания. Все эти слова применяются к предельной Реальности! Интегральный подход — не способ всё познать. Это попытка включить всё, что в человеческих силах. Ведь единственная возможность что-либо узнать об этой предельной Тайне — познать как можно больше, насколько мы способны. Чем меньше мы оставляем за скобками, тем больше Тайны мы объемлем. Это как в случае с Сократом, которому приписывают утверждение: чем больше ты знаешь, тем больше понимаешь, насколько все непознаваемо (Сократ считался мудрейшим человеком в свою эпоху, поскольку знал, что ничего не знает). Так что в каждое мгновение я готов воскликнуть «черт подери, боженьки ты мой!». Сам факт, что что-то вообще происходит, — это чудо, совершеннейшее, черт подери, священное чудо!
Л. В.: Есть параллели между нашими возникшими в воображении жизнями и нашей работой: мы оба отвергли стандартные способы действий и мышления, начав допрашивать реальность с помощью расширенных методов объятия многообразия и инаковости, включения идей и перспектив, а не принятия традиционных форм, таких как бинарное мышление, делящее всё на добро и зло, или стандартные нарративы о господстве мужчин. Я вижу эти константы во всей моей работе и также знаю: все, что мне удается сделать, начинается с одного и того же инстинкта — стремления найти иной путь, чем тот, на котором я нахожусь. Это поиски какого-то не открытого еще холона, нового рисуемого мною в воображении мира, в котором я, может быть, уже не режиссер фильмов, а писатель-романист или художественный руководитель местного театра.
О каком же еще не открытом и не нарисованном в воображении мире грезит нынешнее воплощение Кена Уилбера?
К. У.: О следующем повороте этой радикальной Тайны. Одна из форм, принимаемая ею (чистой пустотой), — это эволюционная эмерджентность. Очень часто в ходе развития возникает нечто новое, новаторское и совершенно неожиданное — прямо из Ничто (или чистой пустоты, чистой Тайны). Оно вторгается в бытие, трансцендирует и включает всё, что было прежде; это тот самый новый холон, который ты упомянула. И ты созерцаешь новые холоны, которые возникли из чистой Тайны, или чистой пустоты, за последние четырнадцать миллиардов лет, и это совершенно и всецело поразительно. Один биолог подсчитал, что за общее время эволюции возникли сотни тысяч кардинально новых элементов (а реальное их количество скорее насчитывает бесчисленные мириады, ведь во многих смыслах каждое мгновение представляет собой новый эмерджент). Уайтхед говорил, что есть три предельных вещи в мире: Единое, Многое и «творческое продвижение в новизну». Именно последнее и вызывает столько удивления: напор всякого без исключений мгновения есть творческое продвижение в новизну. Так что мы хотим включить абсолютно все, что на данный момент возникло, — таков интегральный импульс — и далее желаем выйти за пределы этого и совершить творческий скачок, продвигаясь ко все новым формам новизны. В этом биение сердца самого Космоса, отмеряющего ритм вереницы мгновений. Все мы, каждый из нас, напрямую включены в этот поток. И сколько бы мы ни знали обо всем, что на данный момент возникло, — все эти квадранты, уровни, и линии, и состояния, и типы, — как только мы все это объяли и включили, важно вспомнить о том, чтобы отступить и созерцать Великую тайну своего собственного бытия. Ведь в это самое мгновение она несет в себе возможность для трансценденции, выхода за пределы всего, что было раньше, и вовлечения нас в творческое продвижение в новизну — Тайну нашего Бытия, являющую себя сейчас, и сейчас, и извечно сейчас…
