К. У.: Да. И эта экзистенциальная погруженность становится вашей системой координат, с которой вы соотносите всю реальность. Чем больше экзистенциальной тревоги вы показываете, чем сильнее вы способны издавать скрежет зубовный, подчеркивая безумие вселенной, тем более вы подлинны. Еще может помочь, если вы вобьете себе в лоб несколько гвоздей — это будет служить хорошим напоминанием. В любом случае никогда, слышите, никогда не позволяйте им видеть, что вы улыбаетесь, или же это обнародует вашу неподлинность и ненастоящесть.
Весь смысл экзистенциального уровня как раз и состоит в том, что вы пока еще не в надличностном, но вы уже и не всецело привязаны к личностному: все личностное измерение начало терять свой вкус, начало становиться глубоко бессмысленным. И, конечно же, тут нечему улыбаться. Что вообще хорошего в этом личностном — оно же все равно умрет. Зачем вообще в нем обитать?
Эта озабоченность смыслом и его всепронизывающим отсутствием, вероятно, является основополагающим свойством патологий вехи 6, которыми занимается экзистенциальная психотерапия.
Но интересно и то, что кентавр по всем классическим стандартам должен быть счастлив и преисполнен радостью. В конечном счете это же интегрированная и автономная самость, как вы можете видеть на
рис. 9.3. Получается, по всем стандартам эта самость должна все время улыбаться. Но она чаще всего не улыбается. Она глубоко печальна. Она интегрирована и автономна… и несчастна. Она вкусила все, что личностный мир ей мог предоставить, и этого оказалось мало. Мир теряет свою притягательность и становится плоским. Ничто из переживаемого более не приносит удовольствие. Ничто не удовлетворяет. Нечему больше следовать. Не потому, что она отказалась от этих привилегий, а именно потому, что она их триумфально достигла, вкусила и обнаружила их недостаточность.
И посему само собой получается, что душе особо-то и не до улыбок. Это душа, для которой все утешения стали горьки. Мир стал плоским именно в момент ее величайшего триумфа. Удивительное пиршество пришло и ушло, лишь белый череп остался скалиться на столе, безмолвно наблюдая за всем происходящим. Пир оказался эфемерным, даже в своем наиболее славном величии. Все, на что я мог когда-то навесить столько смысла, столько желаний и столько пылких надежд, — все это растворилось в воздухе, испарилось в какой-то странный момент этой долгой и одинокой ночи. Кому же мне петь песни радости и ликования? Кто услышит мои крики о помощи, тихо раздающиеся в эту темную и адскую ночь? Где же я могу обрести храбрость, чтобы вытерпеть удары мечей и копий, ежедневно ранящие мою плоть? И с чего бы мне вообще пытаться это делать? Ведь все и так рассыплется в труху, разве нет? И с чем же меня это тогда оставляет? Сражаться или сдаться — совершенно не имеет значения, ведь все равно мои жизненные цели тихо истекут кровью и испустят дух в агонии отчаяния.
Такова душа, для которой все желания стали несущественны, бледны и безжизненны. Это душа, встретившаяся лицом к лицу с бытием, и ее от него тотально и всеобъемлюще тошнит. Это душа, для которой личностное потеряло глубину. Это, иными словами, душа на пороге надличностного.
12. Пространства сверхсознания: часть 1
* * *
В.: Теперь мы можем перейти к надличностным, или трансперсональным, стадиям — сферам сверхсознания. В рассмотрении развития мы остановились на кентавре. Вы описали его следующим образом: наблюдающее «я» приступает к сознаванию и разума, и тела, тем самым начиная их трансцендировать.
К. У.: Да, даже классические исследования это подтверждают, и у нас есть много примеров — от Броутона до Лёвинджер. К моменту возникновения кентавра наблюдающее «я» обретает в общем смысле способность свидетельствовать или переживать и разум, и тело, что означает, что оно и вправду во многих важных аспектах начинает их трансценденцию. По мере продолжения эволюции сознания у этого наблюдающего «я» раскрывается все больше и больше глубины (или высоты). Что же есть это наблюдающее «я»? Насколько глубоко, или высоко, ему в действительности удается зайти?
И ответ на этот вопрос, данный великими мистиками и мудрецами мира, состоит в том, что это наблюдающее «я» доходит прямо до Бога, прямо до Духа, прямо до самой Божественности. В предельных глубинах своего сознавания вы сопересекаетесь с бесконечностью.
Наблюдающее «я» обычно называется Я с большой буквы, или Свидетелем, или чистым Присутствием, или чистым сознаванием, или сознаванием как таковым, и это Я как прозрачный Свидетель представляет собой прямой луч живой Божественности. Предельное Я есть Христос, Будда, сама Пустота — о таком удивительном опыте свидетельствуют великие мистики и мудрецы мира.
Где кончается ум
В.: Так что же, является ли Свидетель эмерджентно возникающим феноменом?
К. У.: Не совсем, ведь чистое сознание не является эмерджентом. Я, или Свидетель, присутствовало с самого начала в качестве базовой формы сознавания на каждой стадии развития холона — как прегензия, ощущение, импульсивное побуждение, эмоция, символы, рассудок, однако оно становится все более очевидным, по мере того как рост и трансценденция достигают большей зрелости. Другими словами, этот Свидетель, сознание как таковое, попросту является глубиной любого холона, внутренним пространством любого холона. Как мы говорили, глубина — это сознание, и глубина простирается до самого низа. Но по мере увеличения глубины все более заметно сияет сознание.
В человеке ко времени стадии кентавра этот наблюдающий Свидетель отринул меньшие формы отождествления — с телом и разумом (он превзошел и включил их), а значит, теперь он может просто их свидетельствовать. Вот почему «как разум, так и тело являются переживаниями интегрированной самости».
В.: Он начинает их трансценденцию.
К. У.: Да. И в этом нет ничего оккультного или жутковатого. Мы уже наблюдали смещение момента отождествления от материи к телу и уму, в каждом случае происходила децентрация, или разотождествление с меньшим измерением. И к тому времени, как формируется кентавр, сознание просто продолжает этот процесс и начинает разотождествляться с самим умом, и именно поэтому оно может свидетельствовать ум, видеть ум, переживать ум. Разум более не является исключительно субъектом; он начинает становиться объектом. Объектом… наблюдающего Я, или Свидетелем.
И, как следствие, мистические, созерцательные и йогические традиции подхватывают процесс там, где заканчивается ум. Они подхватывают наблюдающее Я, начинающее трансцендировать разум, начинающее выходить в надментальные пространства — пространства сверхразума или надразума. Иными словами, в надрациональные, надэгоические и надличностные, или трансперсональные, пространства.
Созерцательные традиции основываются на ряде экспериментов с сознаванием: что если вы изучите истоки Свидетеля? Что если вы обратитесь вовнутрь, погрузитесь все глубже и глубже в источник сознавания как такового? Что если вы выйдете за пределы ума, зайдете за него, окунувшись в глубину сознания, не ограниченного эго или индивидуальным «я»? Что же вы обнаружите? В результате повторяемого, репродуцируемого эксперимента в сознавании что же вы найдете?
