«Мы не могли бы ограничить наш альтруизм, даже в царстве холодного разума, без ущемления самой благородной части нашей природы».
Чарльз Дарвин, 1871
К сожалению, именно этот псевдодарвинизм, одновременно и урезанный – сведенный лишь к борьбе за существование, и безосновательно расширенный на человеческое сообщество, широко распространился в политических кругах, где стал опорой для ультралиберальных идей. В реальности это ошибочное понимание идей Дарвина способствовало росту популярности дарвинизма среди буржуазии Великобритании, а затем и в других европейских странах. Альфонс Доде использовал неологизм «struggle for lifer» в своем романе «Бессмертный» 1888 года. Этот термин даже нашел отражение в словаре с таким определением: «тот, кто на практике воплощает экстремальные теории struggle for life, то есть уничтожения слабых во имя сильных». Как далеко это от предупреждений Дарвина, который предостерегал читателей от злоупотребления его гипотезами.
Дарвин специально объяснял, как у наших далеких предков естественный отбор, несомненно, поощрял альтруистическое поведение, когда оно повышало уровень безопасности группы перед лицом многочисленных угроз, с которыми эти предки сталкивались. По его мнению, естественный отбор способствовал развитию в нашем виде «социальных инстинктов, ставших основной морального разума», несмотря на то что «вмешивались другие, более значимые влияния там, где речь идет о самой возвышенной части человеческой природы».
Евгеника
Социал-дарвинизм привел к распространению евгенических идей. Речь шла уже не просто о том, что принцип естественного отбора имел отношение и к человеческому обществу. Возникло стремление подкрепить теорию действием, уничтожить «негативные элементы». Фрэнсис Гальтон, кузен Дарвина и один из первых активных сторонников евгеники, вел скорее речь о социальных классах, но его идеи были подхвачены самыми разными людей с явной целью «улучшить человечество как вид», что было не новым проектом как для Англии, так и для Франции.
Уже с XVIII века многочисленные врачи выступали за определенное вмешательство в выбор супругов и в процесс зачатия, чтобы сохранить и улучшить здоровье населения. За этими медиками еще можно признать некоторый, немного наивный, но благородный порыв, но евгеника очень быстро приобрела значительно более жестокий окрас, достигнув своей кульминации в нацистских законах 1930-х годов. И уж совершенно несправедливо приписывать вину за эти последствия Дарвину, как это делает исламский антиэволюционистский проповедник Харун Яхья на своем сайте: «В итоге Дарвин – отец расизма. Его теория была воспринята и развернута “официальными” основателями расизма, в частности Артюром Гобино». На самом деле в своем труде «Опыт о неравенстве человеческих рас», изданном в 1853 году, Гобино притворно опирается на идею отбора, «которая стала такой знаменитой в руках Дарвина», и открыто насмехается над эволюционистскими идеями: «Я не вижу ничего невероятного в том, что якобинцы и их товарищи произошли от обезьян. Они этого требуют. Это глас крови».
А для Дарвина альтруизм, напротив, одна из основ нашей природы: «Помощь несчастным, к которой нас, кажется, что-то подталкивает, – это побочный эффект нашего инстинкта альтруизма, приобретенного изначально как один из социальных инстинктов, а впоследствии ставшего (…) более чувствительным и всеобщим. Мы не могли бы ограничить наш альтруизм даже в царстве холодного разума без ущемления самой благородной части нашей природы… Мы должны поддерживать неоспоримо дурные последствия, которые проистекают из сохранения и размножения самых слабых».
Глава 6. Дарвинизм? Это неприлично!
Продолжая держаться в научных рамках, Дарвин часто сталкивался с философскими и религиозными аргументами своих противников. И почти два века спустя его оппоненты столь же яростны (и мало научны) в отрицании дарвинизма.
В течение последних тридцати лет все опросы общественного мнения показывают, что около половины американцев отрицают идею происхождения человека от животных. Во многих странах теория эволюции преподается в школах и принята большинством, но она по-прежнему вызывает бурные протесты, прежде всего по религиозным причинам, и аргументы ее противников почти не изменились со времен публикации «Происхождения видов».
Библейские рамки
Начиная с эпохи Возрождения натуралисты стали по-новому смотреть на природу, опираясь на тексты античных авторов, но не удовлетворяясь ими. Однако не могло быть и речи о выходе за жесткие рамки, установленные Библией и прежде всего Книгой Бытия, первой книгой Ветхого Завета. В ней упомянуты два главных события: создание Вселенной и живых существ за шесть дней, а также случившийся позднее Великий Потоп, во время которого все континенты были покрыты водой в течение сорока дней. Теологи датировали эти события, опираясь на библейскую генеалогию. Так, по расчетам архиепископа Джеймса Ашшера (1581–1636), Господь создал Землю в 4004 году до Рождества Христова, в ночь накануне 23 октября! Соответственно, ископаемые останки животных интерпретировались как жертвы потопа. Это позволяло объяснить наличие раковин морских животных на вершинах самых высоких гор. Все, кто преступал рамки религиозных догматов, рисковали жизнью, как это случилось с Джордано Бруно, казненным зарассуждения о месте Земли во Вселенной, или с Джулио Чезаре Ванини, пострадавшим за идеи о происхождении человека.
В конце XVIII века многие натуралисты уже не удовлетворялись этими тесными рамками. Ряд шокирующих фактов требовал естественно-научных, а не религиозных объяснений. Почему у некоторых животных такое же строение, как у человека? Что стало с видами, соответствующими ископаемым находкам, не имеющим современных представителей? Не является ли возраст Земли значительно более древним, как можно судить по эрозии гор или по слоям осадочных пород огромной толщины? На основе экспериментов по охлаждению металлической сферы Бюффон оценил возраст Земли более чем в 10 миллионов лет, но уменьшил этот результат до 74 тысяч, чтобы избежать проблем с Церковью.
В английском обществе начала XIX века обвинения в богохульстве и ереси уже не вели на костер, но историю Земли по-прежнему следовало изучать по Библии, тем более что англикане воспринимали священные тексты буквально, в отличие от католиков, которые допускали символические трактовки. Идею эволюции уже можно было обсуждать, но она по-прежнему оставалась скандальной для значительной части общества, особенно в части, касавшейся нашего вида. Дарвин долго колебался перед изданием «Происхождения видов» отчасти именно потому, что хотел быть уверенным, что обладает достаточным количеством аргументом для отстаивания своих тезисов, а отчасти – потому, что знал, какое интеллектуальное потрясение, далеко выходящее за пределы научных кругов, вызовет этот труд.
Именно так и произошло. Но самой скандальной из всех изложенных в книге оказалась не идея эволюции. Для оппонентов принятие тезиса о естественном отборе означало расставание с мыслью о том, что природа могла развиваться по плану, согласно проекту. А вслед за этим пришлось бы смириться, что природа лишена руля, а возможно, и самого капитана!
