Мой желудок урчал так громко, что казалось, он разговаривает со мной, пока я свернулся на своей постели из веток у костерка, который развёл с помощью магии.
«Покорми меня, Грег!» – простонал желудок.
«Не могу, – подумал я в ответ. – Мне нужно сберечь последние несколько банок. У меня впереди минимум два дня пути. И кто знает, сколько ещё пройдёт, прежде чем я войду в Затерянный лес».
«У тебя всегда находятся отговорки, – пожаловался мой желудок. – А знаешь что, приятель? Меня не волнует твоё нытьё. Давай доставай еду и складывай её в меня. Живо!»
«Сам возьми!»
«А вот и возьму!»
«И чего ты ждёшь?»
«Сейчас я как встану!»
«Ну-ну, посмотрим».
…
«Ну и?» – снова подал мысленный голос я.
«Отвали».
«Сам отвали».
«Клянусь, я уже собирался. Но потом твоя печень попросила меня о помощи. Поэтому я не смог. Сейчас я занят».
«Как скажешь, желудок».
«Нет, серьёзно! Она сказала, что ей нужно передвинуть какие-то коробки. И повесить картину на стену».
«То есть хочешь сказать, внутри у меня теперь свалены какие-то коробки и непонятные картинки? Поясни, что-то не сходится».
«Ну-у, как бы… Знаешь что? Господи, и зачем я в это ввязался! Хочешь знать, что я думаю?»
«И что же?»
«Что ты меня сейчас покормишь».
«Нет».
«Да. Куда ты денешься? Вот только попробуй не покормить, и ты у меня запомнишь эту ночку».
Внезапно мой желудок скрутила такая дикая боль, что я чуть не укатился в костёр. Пальцы на ногах скрючились, а кулаки сжались, пока мои внутренности обжигало и кололо так, как будто их протыкали раскалённым лезвием.
«Ну что, нравится? А?»
«Нет. Прекрати, пожалуйста!»
«Запросто… просто дай мне ещё этой кильки!»
Наверное, я ещё час катался, корчился и в полуобморочном состоянии разговаривал со своим желудком, но потом всё же сдался. С едой я смогу решить что-нибудь утром. Но я знал, что если мне не удастся хоть немного поспать, то я буду не в состоянии преодолеть то расстояние, которое мне надо пройти за завтрашний день.
Поэтому я засунул руку в нейлоновую сумку, которую дала мне Роза, и достал предпоследнюю банку с консервами. Я повернул ключ, оттянул крышку и одну за другой проглотил крошечных рыбок в масле и томатном соусе. Как я мечтал, чтобы она была бездонной, эта баночка.
Когда я снова свернулся на своей постели из веток и хвои, мой желудок практически урчал от удовольствия.
«Видишь? Что, так трудно было?»
Я вздохнул и подумал, что, наверное, схожу с ума.
«А теперь почему бы не пойти до конца и не открыть последнюю банку? Давай? Грег? А, Грег? Ну чего ты, Грег?»
Мой желудок снова принялся бурчать.
Я почувствовал такую грусть и одиночество, свернувшись на этих ветках на пару с докучливым гномьим желудком, что почти заплакал. Но самое первое вселенское правило гномов гласит: гномы никогда не плачут. Второе было: гномы не врут. Чем больше я размышлял об этом, тем больше склонялся к мысли, что если придерживаться первого правила, то очень часто нужно нарушать второе.
Желание поплакать вполне естественно. Это помогает высвободить чувства. А заставлять себя без конца сдерживать эмоции непременно означает лгать самому себе и всем окружающим. Ты предаешь собственные чувства.
Когда мой желудок наконец сдался и позволил мне погрузиться в сон, я как раз размышлял: а замечал ли это несоответствие кто-нибудь из других гномов? Ведь эти два основополагающих правила были, получается, взаимоисключающими.
Если уж два основных и самых простых правила гномов были так непродуманны в своей сути, то значит, и остальные гномьи убеждения могли оказаться ошибочными.
Если честно, то чем больше я размышлял над тем, во что верили гномы, тем больше осознавал, что мы можем вообще быть неправыми во всём.
В таком случае, что я делаю в сибирской глуши в полном одиночестве, прикорнув у костра и вступая в споры с собственным желудком?
Правда ли я на миссии по спасению мира?
Или я на пути к тому, что я бы назвал универсальной способностью всех гномов: бесславно проиграть и сделать всё ещё хуже.
Глава 9. В которой я замечаю, как прекрасно солнце, мерцающее на тоненьких и пушистых усиках
Запах готовящегося мяса – лучший будильник для гномов.
Именно поэтому я подскочил меньше, чем за секунду, когда роскошный аромат плавящегося свиного сала ударил мне в нос. Сначала я решил, что всё ещё сплю или мой мозг сыграл со мной плохую шутку. Или, может быть, во сне я нечаянно скатился в костёр, и меня разбудил запах приготовления моего собственного сала.
Но тут знакомый голос дал мне понять, что я не сплю.
– Эй, красавчик, – сказала Глэм. – Как насчёт жареного бекона?
Она склонилась над моим увядающим костром, ловко удерживая над тлеющими углями металлическую сковородку с ароматными ломтиками. Глэм улыбнулась мне и, когда утренний свет, пробивавшийся сквозь верхушки деревьев, осветил её лицо, я как никогда был рад виду её роскошных усов.
– Ты жива! – простонал я.
– Конечно, я жива, – фыркнула она. – Ты думаешь, что двухголовая змея или кракен могут так просто меня укокошить? Ха!
– Вообще-то именно Грег спас тебя от кракена, не забыла? – раздался другой знакомый голос.
Ари присела на землю, перебирая содержимое большого рюкзака.
Она улыбнулась мне.
– Ну да, – признала Глэм.
Когда я вскочил на ноги, чтобы обнять их, то увидел, что и другие были тут. Четверо караульных – двое мужчин и две женщины – стояли в сторонке и с серьёзным видом что-то обсуждали.
– Они целое утро только и спорят, кто из них самый главный, – шепнула мне Ари.
– Командующий Громоцветный мёртв, – сообщил я.
– Да, мы знаем, – сказала Глэм. – И эти четверо с тех самых пор, как нас прибило к берегу, не перестают спорить, кто теперь руководит миссией. А между тем мы с Ари невзначай велим им, что делать, а они даже не замечают этого.
– Но их развитая мускулатура пригодится, раз уж мы оказались в Затерянном лесу, – добавила Ари.
Глэм кивнула.
– Погоди, а что, кроме вас, больше никого нет? – спросил я в таком отчаянии, что желудок снова схватили судороги. – Больше никто не выжил? Камешек? Лейк? Головастик? Тики?
– Мы не знаем, где они, – ответила Ари. – Но мне кажется, что с ними всё в порядке.
Глэм протянула сковороду с шипящим беконом. Я схватил ломтик и дал ему немного остыть на утреннем воздухе, глядя как от хрустящих краешков поднимается дым. Потом запихнул его полностью в рот. Солёный, насыщенный копчёный вкус ошеломил меня почти до обморока.
