– Нет, – ахнула Ари. – Ты не должен делать это только ради нас.
– Да! – добавила Глэм, её глаза были полны отчаяния. – Мы бросим жребий, как предложил этот крысоухий.
– Нет, всё нормально, – сказал Головастик с лёгкой улыбкой. – Я сам хочу. У меня всё обрывается внутри, когда я думаю о новых схватках и войнах. О том, что надо убивать кого-нибудь. Не важно, ради самозащиты или во имя добра и справедливости и чего бы там ни было. Это всё не моё. К тому же я никогда не был особенно общительным человеком. Мне нравится оставаться наедине со своими мыслями. Здесь я могу жить в одиночестве, всеведущим, зная, что я избавил каждого из вас от ужасной доли… раз уж она таковой вам кажется.
Комната погрузилась в молчание, потому что мы все вдруг представили, чего только что избежали.
Головастик привёл весомые аргументы. Если это то, чего он хочет, то не наше дело отговаривать его.
– Ты должен хорошо подумать, точно ли ты этого хочешь, – сказал Крейч, хотя и не мог скрыть вспыхнувшей в его глазах радости. – Ты осознаёшь, что должен оставаться в этой пещере и охранять знания и историю этого мира? Никогда ты не выйдешь отсюда. Никогда не увидишь свою семью или друзей.
– Я понимаю, – тихо сказал Головастик, помрачнев, но всё так же решительно. – Я хочу этого. Это стоящая жертва.
– Славно, славно, – проворковал Крейч. – Хотя мне не терпится наконец-то покончить с этой никчёмной жизнью, я даю тебе несколько минут, чтобы попрощаться со своими друзьями. Я знаю, что вы провели вместе много времени. Нападение троллей на ваше подземелье несколько месяцев назад было особенно ужасным, должен признать!
Головастик кивнул и повернулся к нам.
Его прощание с эльфами было беглым и тёплым, потому что он знал их совсем недолго. В основном они горячо благодарили его за жертву. Эдвин говорил дольше всех, потому что они много лет знали друг друга, пока учились в ПУКах. Эдвин наклонился и прошептал что-то Головастику, который послушал и ничего не сказал в ответ. Они помедлили ещё немного, обменялись коротким кивком, а затем Головастик подошёл к гномам.
С Лейком он попрощался быстро, но многозначительно, они оба улыбались какой-то общей шутке.
С Тики Грызьнелюб Головастик был знаком мало. Но он дал ей какой-то совет. Она кивнула, обняла его и выругалась так метко, что даже он покачал головой.
Глэм сказала Головастику, что он самый лучший и доблестный гном на её памяти, не важно, полукровка он или нет, и знакомство с ним – это честь для неё. Это в моём вольном пересказе, потому что её речь была громче и куда менее красноречивой, потому что она всё время старалась не разрыдаться.
Наверное, дольше всех Головастик прощался с Ари. Они оба плакали, обнимались и говорили много слов, которых я не расслышал – да и не должен был. То, что было сказано между Головастиком и его друзьями, должно было остаться только между ними, и я думаю, все понимали это.
Я был последним, к кому он подошёл, и его глаза уже блестели, а по щекам бежали слёзы.
– Грег, – сказал он. – Ты просто не представляешь, что значила твоя доброта там, в ПУКах. То, что ты сидел со мной во время обеда, принимал меня таким, какой я есть, и даже защищал меня временами.
– Несмотря на то, что одна из таких ситуаций обернулась вот этим всем? – пошутил я, но слова застряли у меня в глотке, потому что мне на глаза навернулись слёзы, лишая мою тираду всей её весёлости.
Но Головастик всё равно хихикнул, утирая нос.
– Пожалуйста, не жалей меня и верь, что мне здесь очень хорошо, – сказал он. – Я действительно хочу этого. Я плачу лишь потому, что буду скучать по разговорам с вами.
– Ты хотел сказать, по тому, как ты слушаешь, а мы разговариваем? И снова разговариваем. И ещё. И так без конца.
Головастик снова рассмеялся.
– Ну да, именно.
– Что ж, Головастик, я тоже буду скучать по тебе, – сказал я. – Ты, наверное, самый умный, добрый и чистосердечный человек из всех, кого я встречал. Думаю, что эта роль подходит тебе.
– Спасибо, Грег, – кивнул он. – И твоя роль тоже подходит тебе. Я знаю, что ты не хочешь быть героем. Или лидером. Или каким-нибудь избранным, и всё такое. Но иногда твоя судьба – и не судьба вовсе. Иногда это просто выбор, который ты делаешь, потому что знаешь, что должен, потому что ты хороший человек и хочешь только добра. Ты вытянешь это, Грег, и спасёшь нас всех. Я знаю это. Хотя ты делаешь это неохотно и иногда даже случайно, едва не завалив всё дело, но в любом случае ты всегда спасаешь всех и вся.
Теперь настала моя очередь плакать и смеяться одновременно.
– Что бы ни должно было случиться, оно случится, – добавил он.
Я кивнул, не в силах больше ничего сказать.
– И последнее, – проговорил Головастик. – Не мог бы ты передать весточку моему отцу? Я хотел своими словами объяснить, почему он снова лишается сына…
– Конечно, – ответил я.
У меня до сих пор хранится записка со словами, которые Головастик хотел передать отцу. Я записал их и перечитывал снова и снова, так что выучил наизусть. Я хотел непременно передать сообщение, даже если вдруг потеряю записку. Но я не могу рассказать, что в ней. Не имею на это права. Это может принадлежать только отцу и сыну, которого от потерял во второй раз – и уже, вероятно, навсегда.
– Ну что, всё? – нетерпеливо вмешался Крейч. – Закончили? Могу я, наконец, почить в мире, как я мечтаю уже, наверное, целое тысячелетие?
– Да, – ответил Головастик, поворачиваясь к старику. – Я готов. Что дальше?
– Подойди ко мне, дитя, – сказал Крейч.
Когда Головастик приблизился, Крейч вытянул костлявую руку с буграми вен. Надо отдать должное, Головастик не отпрянул и даже не поморщился, когда мужчина положил свою морщинистую руку на его голову.
Пророк закрыл глаза и начал нараспев произносить какие-то слова низким голосом. Между его ладонью и теменем Головастика появилось слабое свечение. Он говорил на языке, который я не опознал. Вскоре Головастик начал повторять некоторые слова следом за Крейчем.
Затем старик убрал руку, и всё закончилось.
В пещере повисло холодное молчание, в котором Крейч блаженно улыбался, как будто ему долго хотелось в туалет и он наконец облегчился.
– Это всё? – спросил Головастик. – Я не чувствую, что что-то изменилось. Вы уверены, что оно сработало?
– Конечно, ты не чувствуешь никакой разницы! – рассмеялся Крейч. – Ты остаёшься собой!
– Не понимаю…
– Это была всего лишь клятва, – пояснил Крейч. – Твоё слово, что ты обязуешься занять моё место. Пока я не умру, ты не станешь пророком, но ждать осталось недолго. Я уже чувствую приближение этого момента – моё бессмертие иссякает. И поэтому мне пора уходить. Вернуться в свою постель, чтобы мирно умереть.
