Отчасти она ощущала себя воительницей с оружием в руках, сражающейся с силами противника. Через некоторое время ее мышцы перестали болеть, нагретые постоянным движением и изобилующие энергией, а тело превратилось в хорошо смазанный механизм. Это было так удобно, знакомо и напоминало репетиционный процесс, когда они с партнерами по танцам практиковали одни и те же движения снова и снова, доводя их до совершенства. В конце концов хореография «впиталась» в ее тело настолько, что перестала требовать осознанности и переросла… в нечто иное. Реакция, импульс, потребность двигаться, созданная музыкой. И потом каждый раз, когда Орла слышала какое-то знакомое музыкальное произведение, ее мышцы были наготове. Они дергались в ожидании каждого крещендо, и кисть приводила руку в выверенное положение, она поднималась на полупальцы, чтобы освободить движение, свернувшееся внутри спиралью, даже если стояла в очереди на кассу в TJ Maxx.
Музыка контролировала движение.
Другим людям это могло показаться странным, для нее же это был естественный порядок вещей. Может, для того чтобы прислушаться к требованию призрака и найти ключ, который даст ей ответ, нужно взглянуть на вещи иначе? Утомленная, но поглощенная ритмом, Орла размышляла о необъяснимых событиях, которые произошли с момента их прибытия. Она, как могла, старалась найти логическое объяснение: глобальное потепление или другие метеорологические изменения; общий страх или дискомфорт; переезд; массовая галлюцинация, вызванная токсичными веществами в окружающей среде. Но логика не выдерживала. И хотя лечебный дом был заманчивой деталью, все труднее было поверить, что он – ключ к загадке. Люди ведь умирали повсюду, была ли причина, из-за которой в этом месте было больше призраков, чем в остальных? Если для этого требовалось большое население, то Нью-Йорк уже кишел бы привидениями.
Медитативная работа позволила ей уйти от логики к нелогичности, где она могла поставить под сомнение абсолютные истины, которые всегда принимала на веру. Именно этого от нее хотел чернильный призрак.
С непреклонностью, которая теперь показалась Орле недалекостью, она пренебрегала астрологией и фэн-шуй, жизнью после смерти и суевериями (хотя, как и у многих танцоров, в дни спектаклей у нее был священный ритуал – определенная еда, время приезда в театр, приготовления в гримерке). Ее внутренние страсти, превращающие эмоции в движение, многим казались слабостью; не-артисты считали работу артистов пафосной, если не полной тратой времени. Но она всегда чувствовала природную – даже духовную – ценность искусства. И знала через наблюдение и опыт, что мучительно восприимчивый человек может быть на одной волне с окружающим миром, который, в свою очередь способен на него влиять. Муж и дочка впитывали мир глубоко, инстинктивно, как и многие из их творческих друзей. Орла всегда верила в сложное душевное устройство людей в своем кругу и не сомневалась в глубокой личной ценности работы художника. Теперь она задумалась, стоит ли быть более открытой для других возможностей, которые может использовать человеческое сознание.
Что еще могло там быть?
Или, может, она совсем неправильно думала о причинах и следствиях. В то утро, в момент истерики, она мелкими шажками вернулась к идее, совершенно противоположной идее о призраках, к чему-то большему, что отвечало на их мысли, желания, страхи. Был какой-то контакт, действие и реакция, но каково его происхождение? Была это музыка или танцоры?
Делаем ли мы это вместе? Может, мы – партнеры по танцам?
Орла по опыту знала, что не все партнеры друг другу подходят. Иногда в па-де-де движения выходили негармоничными, связь была нарушена. То же самое может происходить сейчас. Они не знали этого танца, и, возможно, хореографу следовало выбрать других танцоров.
Или, если не доверять самой себе, может, послание не было зашифровано; возможно, ее семья слишком много переживала, она много себе надумала, а все это время чертов призрак держал в руках рекламный щит.
Неправильный выбор. Попробуй еще раз.
Шоу может быть художником в каком-нибудь другом месте. Он может использовать его очередь в каком-нибудь другом доме, с другими деревьями. Этот разговор надо было начать уже давно, хотя еще не поздно сделать это сейчас.
Орла постучала в теперь уже доступное окно в верхней части лестницы. Все стучала и стучала, в ожидании, что ее кто-нибудь услышит. К сожалению, спасать ее пришла только Элеанор Куин, и Орла ослепила ее, пока открывала окно.
– Прости, не хотела тебя беспокоить. Попроси папу открыть окно нашей спальни. Я обойду и пойду туда.
– Я открою, – заявила Элеанор Куин и ушла в родительскую комнату.
Обходя дом, Орла молилась про себя:
– Спасибо. Это было совершенно изумительно – никогда бы не подумала, что такое увижу – но теперь мы готовы вернуться к нормальной жизни.
Она в последний раз взглянула на усеянный деревьями горизонт. Было тихо, как будто весь остальной мир и каждый звук, который он издавал, больше не существовали. Орла не позволила себе в полной мере оценить его красоту, не останавливаясь на мелких гребнях сугробов, на пейзаже, который разрушался и развивался в течение миллионов лет, на мелких частичках, которые появились за нескольких часов, пока они спали. Если впасть в благоговение, можно накликать события еще более невиданные и ужасающие.
Элеанор Куин открыла окно родительской спальни так широко, насколько могла. Орла вывернулась, села на подоконник и сняла снегоступы.
– Теперь стало намного безопаснее, – сказала она дочке. Затем повернулась и забралась внутрь, вспотев под слоями одежды, но взбодрившись от времени, которое провела во дворе за тяжелым трудом. – Безопасно, как дома.
На лице Элеанор Куин не читалось облегчение. Она не смягчилась и не улыбнулась. Взглянув на маму в последний раз, она повернулась и убежала обратно к себе в комнату.
20
– Можно завтра поиграть во дворе? – спросил Тайко, лежа на животе и прыгая своим игрушечным лосем по подоткнутому одеялу.
Орла вздохнула, стоя на коленях рядом с ним. Она не знала, как ответить на его вопрос. Сколько времени понадобится, чтобы такие сугробы растаяли? Успеет ли закончиться еда? Она не хотела заразить детей своим страхом больше, чем уже успела; она была виновата в том, что ухудшила их положение, в том, как постепенно ухудшила настроение в семье, а может, и в самом снеге. Что, если бы она просто ответила «да»? В качестве эксперимента с оптимизмом, если не ради всего остального. Или что если… если они действительно были партнерами по танцам, а она ошиблась в хореографии? Не помешало бы выразить благодарность, признательность… или даже желание поиграть во дворе.
Когда она была маленькая, всего на год-два старше Тайко, у нее была тайна от родителей: иногда она молилась. Она слышала, как родственники шептались об этом, когда ее младший брат заболел. Но малышка Орла молилась о глупостях – хорошо сдать контрольную, ездить на велосипеде так быстро, чтобы оторваться от земли и улететь. Потом она поняла, что второе было невозможно, а первое требовало не божественного вмешательства, а больше собственных стараний. С тех пор она многому научилась, по большей части совсем недавно, по крайней мере тому, что касается послания мыслей в космос.
