На сцену вышли другие танцоры. Орла протянула к ним руку, но они крутились, удаляясь от нее, как будто к ним были прицеплены веревки, которые наматывали их на катушки, отрывая от земли. Орла хотела взять их за руки и сформировать сплошную цепочку, чтобы после долгих хождений и погонь они, наконец, смогли танцевать в ряд, в унисон. Но вскоре они начали разделяться, уплывать в темноту, и в луче прожектора предстало новое существо.
Затем последовали более нежные моменты, па-де-де из двух влюбленных. На сцену вырвалась пара оленей на шатающихся ножках; они носились туда-сюда, исследуя все вокруг. Брачные танцы нарушил шквал бешеной музыки – олени прыгали и падали на землю, поднимались, молили о чем-то и снова бегали по кругу. Тянулись друг к другу, спотыкались и вытягивали то одну ногу, то другую. И, наконец, музыка стала лиричной, так как оставшихся танцоров один за другим поглотили подступившие тени, оставляя Орлу одну в резком пятне света. Она ударила себя в грудь со всей грацией, на которую была способна.
Орла ерзала в кровати, инстинктивно дергалась, пока ее тело пыталось исправить сон – позвать танцоров, которые исчезли в темноте.
Внезапно придя в себя, она поморщилась. Мышцы болели, все вернулось. Кошмар ее существования. Долгое время, проведенное на снегу днем накануне, с головой Шоу на коленях.
Орла открыла глаза. В реальной жизни современный балет «Эмпайр-Сити» никогда не дал бы ей главную роль в «Выжившей». Но так вышло, и это было хуже, чем тогда, когда умер ее младший брат; тогда она была в растерянности иного рода, но с ней были родители. Теперь же она осталась без любимого, ее интересовало только то, как спасти своих детей; она наобум совершала какие-то движения, не зная, какое из них приведет танец к триумфальному завершению.
Детей в кровати не было. Где они?
Орла откинула одеяло и подняла тяжелую себя. Кряхтя, свесила ноги с матраса. Если бы Шоу был рядом, она бы попросила его растереть ей поясницу. Если бы Шоу был рядом, она бы понежилась в горячей ванне и оставила завтрак для детей за ним. Если бы Шоу был рядом…
Но его рядом не было. Дом казался пустым… и тихим. Где дети?
Она вскочила с кровати, все еще во вчерашней одежде, и влезла в тапочки.
– Бин? Тигра?
Их не было в комнатах. Секундой позже подтвердилось, что их нет и в гостиной. Тело было как с похмелья, будто ее били. На кухне их тоже не оказалось.
Орла просунула голову в студию Шоу, надеясь увидеть Элеанор Куин с гитарой на коленке и Тайко на полу с бумагой и мелками.
– Элеанор Куин?
Внутри будто бы зажглась спичка, опалив внутренности. Орла надеялась, что они играют в своем новом выдуманном мире. Но их там не было.
Их не было здесь.
– Тайко? Элеанор Куин?
Она звала достаточно громко, чтобы голос разнесся по всему дому. Когда никто не ответил, у нее появилась еще одна идея; Орла бросилась на кухню и открыла дверь в подвал. Они могли догадаться, где спрятаны их рождественские подарки.
– Вы внизу?
Тишина измывалась над ней. Если бы она упала с лестницы, то приземлилась бы в зияющей пасти этой гнетущей тишины, и та бы ее проглотила.
Оно забрало детей. Пришло за ними ночью, и теперь Орла останется одна навсегда. Это наказание? Что она сделала?
Она заметила у входной двери поддон для багажника. Какую-то старую обувь и пару ботинок. Ее. Это значит…
– Черт!
Она скинула тапочки и сунула ноги в ботинки. Шоу умер в своих. Но обувь детей должна быть там. Она и представить себе не могла, с чего бы Элеанор Куин позволила своему брату выйти во двор, ведь они с ней разговаривали о том, чтобы залечь на дно и не выходить из дома и посмотреть, не устанет ли Оно от них и не прояснит ли своих намерений.
Орла натянула куртку и поспешила на улицу, морально не готовая к еще одному ужасному, наполненному паникой утреннему дню.
– Элеанор Куин! Тайко!
Свежий снег скрипел под ногами, когда она сошла с крыльца и побежала по двум парам мелких следов. Видимо, прошел недолгий ледяной дождь: свежий снег был покрыт тонкой коркой блестящего льда. Было красиво, солнце сияло на снежных просторах, напоминая картины, которые она видела в отражении через окно в ванной.
Орла протаптывала собственный путь, прислушиваясь к каждому шагу в ботинках, под которыми скрипела мерцающая корка. Если бы только она могла так легко давить все ногами, как однажды растоптала двухголового мутанта в снегу. Проложить дорогу до района Челси, подстеречь новых хозяев – «Сюрприз!» – а затем вышвырнуть их на задницы. Она так сильно мечтала увидеть, как ее дети бегут в свою безопасную, тесную старую комнатку.
Когда она подошла к гаражу, настроение стало еще мрачнее: было слишком очевидно, куда ведут маленькие следы. Больная фантазия нарисовала Орле страшную картину: ее мудрая дочь и маленький сын сидят с измазанными кровью губами и пожирают останки отца.
Но они просто предстали перед ней с испуганным и виноватым видом. Стояли коленями в снегу возле тела Шоу, подняв брезент с одной стороны. Под куртками были пижамы. Орла едва сдержала истеричный приступ смеха. Ее муж был похож на флаг – красный, белый и синий. Белая кожа местами посинела. Даже издалека казалось, что его тело превратилось в лед. И выглядело жутко. А кровь замерзла, как подтеки глазури на помятом, кровавом торте.
У Элеанор Куин был раненый взгляд ребенка, ожидавшего наказания. Но Орла не могла на нее кричать. Вместо этого ее глубоко жалила собственная вина – дети смотрели на то, что она сделала. Вдруг они никогда не смогут ее простить?
– Что вы здесь делаете? – Орла обошла их и опустилась на колени, чтобы закрепить брезент.
– Он хотел знать. Все спрашивал: «Где папа?»
– Не надо было ему это показывать.
Она поправила Шоу и попыталась спрятать свое лицо плечом, чтобы дети не видели его выражение. Она чувствовала взгляды детей, прикованные к ней. Убийца. Чудовище.
– Это был ужасный несчастный случай.
– Я так ему и сказала, мама.
Тайко поднялся на ноги. И протянул Орле ручки, чтобы она понесла его:
– Мы помолились, чтобы папа знал: мы его любим. И, может, он все же иногда будет с нами играть.
Орла встала на ноги и подняла его на руки. Как бы она ни хотела, чтобы дети не осуждали ее за это, от такого простого смирения Тайко в горле встал ком.
Когда-нибудь ей придется дать официальное объяснение менее дружелюбным властям. Она подумала о том, что может потерять детей, и крепко его обняла.
– Я рада. Рада, что вы попрощались. Но не хочу, чтобы вы запомнили его таким. Запомните его живым, хорошо? Идем.
По щеке Элеанор Куин струилась слеза; она встала и взяла маму за протянутую руку:
– Ты не злишься?
