Ромеи. Михаил полагал, что они взяли такое самоназвание не столько из-за того, что империя включает в себя несколько ранее независимых национальных государств. В немалой степени причина в том, что она вбирает в себя представителей множества народов. Причем в таких количествах и такими темпами, что попросту не в состоянии ассимилировать их. Подумать только средневековый Константинополь имел миллионное население! Просто кошмарная цифра, если вспомнить, что население крупнейших европейских городов едва ли превышает тридцать тысяч человек.
На этот раз семьи его не интересовали. Он не армия спасения. Правда и долго бродить по берегу не пришлось. Много народу. Но не настолько, чтобы заблудиться. К тому же эти выделялись на общем фоне. Воины взятые в бою. Без всякого сомнения. Эти без семей, сами по себе. И именно они-то ему и нужны.
— Здравия, вам люди добрые, — подойдя поздоровался Михаил.
Ему ясное дело не ответили. Да оно и понятно. Не то положение у невольников, чтобы вести беседы, да выказывать вежество. Опять же, плеть, она быстро учит не открывать лишний раз рот.
— Ромей, хочешь говорить, говори со мной, не сними, — приблизившись произнес на ломаном греческом один из половцев.
Михаил окинул его взглядом. Не иначе как князь или лицо приближенное к нему. На это указывает богатый доспех и манера держаться. А золотые украшения выставленные на показ, говорят о том, что воин достаточно искусен. Это не бахвальство своим богатством. Это вызов сопернику, мол желаешь получить все это, приди и попробуй убить меня. Таких вот франтов среди кочевников следует опасаться больше всего.
— Если ты не против, то я сначала поговорю все же с ними.
— Они сами себя не продают.
— И все же, для начала я желаю поговорить с ними.
— Они принадлежат мне.
— Не спорю. Это твои невольники. Только ответь мне, ты их продаешь или нет?
— Продаю.
— Это хорошо. Но я их не куплю, если не поговорю. Мы будем торговать, или я пойду дальше.
— Хм.
Огладив подбородок с куцей бородкой, задумался половец. Но как видно никакого урона для своего самолюбия в пожелании ромея все же не усмотрел. Сделал приглашающий жест, и заложив большие пальцы за богато изукрашенный воинский пояс, сделал символический шаг назад.
— Благодарю тебя, — произнес Михаил.
Вежливость она никогда не помешает. Поссориться и нажить врага, даже на ровном месте, проще простого. Но будет ли от этого польза. Вот в чем вопрос.
— Что же вы, люди добрые, не здороваетесь, коли к вам с вежеством? — поинтересовался Михаил.
— А к чему нам тебе вежество выказывать.
Произнес один из мужиков. Пусть и сидит, но видно, что высок и статен. Лет двадцати пяти. В полном расцвете сил. На плече повязка, но не кровавая. И коль скоро прошел долгий путь и еще не свалился, то наверняка дело уже к полному исцелению.
— Ну так, хотя бы потому что я к вам ни как к скотине бессловесной.
— Эка.
— А ты на других глянь, — кивая в сторону снующих меж невольников ромеев, произнес Михаил. — Они не больно-то беседуют. Все больше зубы, как лошадям, смотрят, да раздеться велят дабы тело осмотреть.
— Есть такое дело, — бросив взгляд через плечо, произнес парень. — Здрав будь, мил человек, — закончил он.
Его приветствие подхватили остальные. Вразнобой и без энтузиазма, но это уже результат. С мужиками было куда легче. С одной стороны, нет в них присущей воинам гордости. С другой, глава семьи не может не думать о домочадцах. А вот этих нужно обхаживать особо.
— Откуда в полон попали?
— Мы князя Романа Святославича вои. Союз у него с половцами был. Хотел стол отцовский забрать. Да не вышло. Перекупили половцев князья, а те его и убили. Нас вот, кого побили, а кого в полон взяли.
— Слухами земля полнится. Значит вы вои князя Романа и есть, — с явным неодобрением произнес Михаил.
— А вы кем будете, такие справные?
— Мы живем по другую сторону пролива, стережем границу ромейской империи. Живем своим укладом и никто к нам не лезет. Пашем землю, растим детей, смотрим стариков. И стережем границу, чтобы ни один бассурманский лихоимец на имперскую землю не прошел. Случается и с ответным приветом к ним захаживаем.
— Хочешь зазвать нас к себе, а от того и разговоры разговариваешь?
— Есть такое дело. Поначалу-то я набирал семейных и привычных к земле. Думал воинскому делу обучить.
— И?
— Обучил. Как смог и успел. Продыху нам ведь особо не дают. Из сотни мужиков, тридцать пять в землю сырую легли, десяток увечные, более или менее готовые к работе по хозяйству. Но кормить семьи мало. Нам еще и границу стеречь.
— И ежели ты нас выкупишь, то с нас служба ратная? — с интересом вздернул бровь парень.
— Экий ты. Все бы тебе мечом махать, — хмыкнул Михаил. — Вдов у нас в поселке много. Дети безотцовщиной растут. А их мало воспитать, но еще и воинскому делу обучить нужно. Да крепко выучить, потому как и им и их детям пожизненную службу на границе служить. Опять же землю пахать нужно, дабы семьи прокормить, да долг за выкуп вернуть.
— И какой резон в такой жизни, коли все время служишь. Аль плата достойная?
— Платы нет. Но и подать с нас императору, только крепкая граница и кровь наша. Более мы ему ничего не должны.
— А что в набеге взято?
— После того как дог закроется, вашим и будет.
— Значит ожениться должны?
— Должны.
— А как баба не полюбится.
— Присмотритесь, притретесь, сами друг дружку найдете и порешите. А пока пару себе не сыщете, бобылями поживете на особицу. Есть где.
— А как ни одна не подойдет?
— Вот они, — кивок в строну своих людей, — должны императору, потому как он их из неволи вынул. Вы должны будете уже им, ибо это уже они вас выкупают. Так что, стерпится, слюбится, перемелется, мука будет.
— Эка.
— Да уж так вот.
— А ить есть среди нас и венчаные.
— Развенчают. Вы для своей семьи все одно что померли. Так что, батюшка все ладком сделает.
Не лишним оказался разговор. Правда воев выкупили не всех. Ему нужно было только полсотни. Да и то лишок вышел. Но то, с запасом. Сегодня оно вроде как мужички уже не те увальни, что в первый поход отправились. И поумнели, и к воинской науке со всей серьезностью, и успехи в наличии. Но потери все одно случатся, никуда не денутся. И если сейчас не обеспечить подпитку извне, то затея с пограничными селениями быстро сойдет на нет.
Половецкий князь заломил было поначалу такую цену, что у Михаила чуть глаза на лоб не полезли. Пришлось поторговаться. Ну и опять оседлать своего конька. Всякому приближающемуся потенциальному покупателю он без зазрения совести говорил, что выкупает людишек для Комнина, и лучше бы им не мешаться под ногами. Авторитет молодого аристократа в Царьграде нынче, что говорится, до небес. Так что связываться с ним желающих не было.
