Стены ожили: на них появились изображения садов – явно где-то во Франции. Розовые и фиолетовые виноградные лозы вились по потолку, свисали с люстры из золота и мутно-белого стекла. В роскошных кабинках, украшенных драгоценными камнями, сидели люди и разговаривали. На огромной сцене в правом углу пианист играл джаз. Здесь пахло свежими круассанами и розами. Я глянула на ближайший столик: перед сидевшей за ним женщиной стояла чашка с кофе, на нем пенкой был нарисован лебедь, который, казалось, вот-вот расправит крылья и взлетит.
Вот черт. Что это за место?
– Рейчел! Акари! – голос Юджин вытащил меня из транса.
Она приближалась к нам: розовые волосы развеваются, в ушах покачиваются длинные бронзовые сережки. Она обняла нас за плечи и подмигнула.
– Давно пора! Добро пожаловать в «Квантэк»!
– Где это мы? – спросила Акари. – И еще кое-что: ты знакома с Ханом Минке?
– Я бы могла вам ответить, – рассмеялась Юджин, увлекая нас за собой. – Но я думаю, кое-кто справится с этой задачей куда лучше.
Она остановилась недалеко от кабинки в углу, где сидела какая-то смутно знакомая мне женщина. Перед ней стоял фарфоровый набор для чаепития. Она сама выглядела так, словно вышла сюда прямиком из голливудского фильма 1940-х: серебряные волосы уложены в высокую прическу, а на плечи накинута самая изысканная расшитая шаль из всех, что я когда-либо видела.
– Рейчел, Акари, познакомьтесь с моей матерью. – Юджин присела рядом с женщиной. – Чон Юна.
Чон Юна? Юджин только что сказала, что ее мать – Чон Юна?
Я услышала, как Акари удивленно выдохнула.
– Та самая Чон Юна?
Акари повернулась к Юджин:
– О-о-о-о, унни, как ты могла такое утаить? Твоя мама – величайшая k-pop-звезда!
Я не могла в это поверить. Чон Юна была настоящей легендой! До нее k-pop-музыки просто не существовало. Прошло уже сорок лет, как она ушла на покой, но все знают ее имя. И все ее любят. Electric Flower даже исполнили двадцатиминутный кавер на несколько ее самых громких хитов по время прошлого мирового тура.
Я выпрямилась и глубоко поклонилась.
– Анненхасэе
[19].
Акари поспешила последовать моему примеру. Юна указала на место рядом с ней.
– Как давно это было… я оставила k-pop на таких девушек, как вы.
Юджин усмехнулась:
– Вы сейчас похожи на рыбок. Закройте уже рты, не то мухи залетят.
Я с явным усилием закрыла рот и улыбнулась так спокойно, как только могла, – казалось, я схожу с ума.
– Так где мы все-таки находимся? – Я глянула на Акари, которая так вытаращила глаза, что они грозились выпасть у нее из глазниц.
– «Квантэк» – это подпольное кафе для корейских знаменитостей, – ответила Юна, отпив из своей чашки, – куда люди приходят, чтобы расслабиться, забыть о фанатах и папарацци, пусть даже всего на мгновение. Когда я начинала, ничего подобного не существовало, но мне очень хотелось, чтобы такое место было. И несколько лет назад я подумала: раз я так сильно этого хочу, то почему бы самой его и не создать? Я не сразу нашла идеальный формат, но в результате все получилось как нельзя лучше.
– Обалденно. – Акари округлила глаза. – То есть слухи о таком кафе ходят, но я не думала, что оно на самом деле существует.
Юна засмеялась:
– Еще как существует! А теперь скажите, что думаете о винограднике? Я вот пытаюсь решить, а не убрать ли его, чтобы интерьер стал более минималистичным.
Акари широко улыбнулась и принялась обсуждать с Юной декор. Юджин взяла меня за руку и поднялась с места.
– Мы скоро вернемся, – сообщила она.
Акари махнула нам рукой, а Юна заговорила о разнице между бархатом и панбархатом.
– Юджин, – произнесла я, пока мы шли через кафе.
Я старалась не пялиться на окружающих меня знаменитостей, но…
О боже. Это что, Пак Дохи сидит там рядом с Кимом Чану?
В «Ах, мои мечты!» они играли влюбленных, но, судя по тому, как они влюбленно смотрели друг на друга поверх тарелки с макарунами пастельных цветов, им и играть-то ничего не пришлось. Я отвернулась. В конце концов, сюда они пришли как раз для того, чтобы избежать любопытных глаз.
– Почему ты не пошла по стопам своей матери и не стала k-pop-звездой? Она ведь такая… вдохновляющая!
– Она меня и вдохновила, – согласилась Юджин. – Просто немного по-другому. Я еще в детстве поняла, что не предназначена для сцены. Вместо этого я решила использовать все знания, полученные благодаря матери, и передать их следующему поколению звезд. – Она сжала мою руку. – Людей, которым суждено сиять в свете софитов. Таких, как ты.
Сердце мое готово было взорваться. Нервы были на пределе.
Суждено сиять.
Я сжала руку Юджин в ответ.
Она провела меня к столику поближе к сцене и выдвинула стул. Я присела, смирившись с тем, что вокруг меня пьют кофе ярчайшие звезды Кореи. И мы с Юджин начали говорить, совсем как в прежние времена (только тогда вместо сеульского блеска нас окружали растения).
Но кое-чего я не могла понять.
– Юджин-унни, тут очень круто. Но… – я понизила голос, – зачем мы сюда пришли? Что насчет видео?
Юджин подмигнула:
– Увидишь. А я пока принесу тебе выпить. Сейчас вернусь.
Она отошла к кофейной стойке рядом со сценой. Я занервничала, схватила салфетку и принялась на ней рисовать.
Что Юджин задумала? Может, заставит меня петь для своей матери? Такое видео точно станет вирусным. Или она затащит в это видео Дохи и Чану?
Я рассмеялась. Такое уж точно впечатлит друзей Лии. Я заполнила всю салфетку причудливыми силуэтами и цветами, отпихнула ее в сторону, поигралась с ложкой и вздохнула. Да куда пропала Юджин?
Я обвела взглядом комнату и увидела, как целуются Дохи и Чану.
Ох! Они точно встречаются! Лия с ума сойдет, когда узнает об этом.
Я настолько погрузилась в свои мысли, что не удержала ложку, и та ударила меня по лицу.
– Ауч! – Я потерла ушибленный нос и обернулась, чтобы удостовериться, что никто не увидел моего позора. К счастью, до меня людям не было никакого дела. Я с облегчением выдохнула.
– Ого… Мне аж самому больно стало.
Семь
Джейсон выдвинул стул и опустился рядом. Рукава его свитера были закатаны до локтей, и я залипла на его руки. Очень неплохие такие руки, надо сказать: загорелые, изящные и на удивление гладкие. И сильные. Я сглотнула, вспомнив, как он приобнял меня в конце прослушивания. Прямо перед тем, как меня вывернуло результатом веселой ночки с соджу и шампанским – ему на кроссовки.
