Холера вспомнила его, этот нос, мысленно прикасаясь к демону внутри лихтофора. Должно быть, бесцеремонное прикосновение Ланцетты оглушило его, он забился в угол коробки, слабо шевеля усиками из меоноплазмы. Но Холера не испытывала к нему жалости. По правде сказать, из всех существ, населяющих Броккенбург, она испытывала жалость лишь к себе.
— Segðu nafn þitt! — приказала она отрывисто, — Hvaða öfl stjórnarðu?
Наречие ада немилосердно резало язык и нёбо, словно она пыталась прожевать горсть толченого стекла, отравляло воздух во рту, превращая его в тошнотворные миазмы. Но Холера знала, до чего важно соблюсти все вплоть до мельчайших правил пунктуации. Даже ошибка в интонации может привести к самым скверным последствиям. Может, еще более скверным, чем заживо срезанный Ланцеттой с ее черепа скальп.
— Hlýddu vilja mínum! Í nafni Satans!
Кажется, она перестаралась, едва не превратив перепуганного демона в мокрое пятно.
И в самом деле, жалкое существо. Она уже видела его суть, пространную паутину внутреннего устройства, похожую на неимоверно сложную печать. Бесчисленное множество линий, пересекающихся друг с другом и образующих геометрические фигуры, которые никогда не смогла бы нарисовать человеческая рука. Некоторые из этих фигур складывались в такие сочетания, что от одного их вида на глазном дне словно выступала кровавая роса, а кости черепа начинали сами собой дребезжать по швам. Холера знала, что глаз опытной ведьмы, скользя по этой карте дьявольской души, состоящей из призрачных сухожилий и кровеносных сосудов, способен многое сказать о демоне. Как бы она хотела сама обладать таким даром…
Демона звали Аклерор и он был ничтожеством даже по адским меркам. Младший слуга барона Бармиела, который в свою очередь состоял в свите графа Каспиела, один из бесчисленного сонма духов, годящихся лишь для выполнения самых простых поручений. Однако, чтобы подчинить его своей власти одного имени было мало. Будь здесь мейстер Касселер, один из лучших преподавателей кафедры Гоэтии, он мгновенно бы понял все устройство его души, разобравшись, какими словами дьявольского языка надо воздействовать на ее части, чтоб побудить к нужному эффекту. Для Холеры это все было сродни месиву, бессмысленному, как отпечатки куриных лап в пыли.
— Fylgdu pöntuninni! — мысленно выкрикнула она, силясь вложить в этот крик всю жалкую крупицу сил, оставленную ей Марбасом, — Fullur forgangur! Strax!
Демон взвизгнул от боли, заметавшись в своей ловушке. Команды, которые она отдала, были слишком поспешны, слишком грубы. Нарушили на невидимом уровне тончайшие струны его структуры. Холера на миг сама ощутила его боль, хоть и не испытала ничего кроме злорадства. Отменить, пока не стало поздно, немедленно отменить…
— Hætta við! Hætta við!..
Напряжение оказалось чрезмерным. Отрывисто взвизгнув, Аклерор лопнул, раздавленный ее волей, превратившись в липкую кляксу из меоноплазмы внутри пустой железной коробки. Глазок лихтофора, служивший ему оконцем, брызнул сверху на брусчатку мелкой стеклянной крошкой, исторгнув из отверстия завиток черного дыма. Красная звезда беззвучно потухла.
— Ох, ё… — только и смогла пробормотать Холера.
Ослепший лихтофор, превратившийся в железный гроб для умершего в мучениях демона, уже не мог управлять уличным движением, однако, несмотря на это, груженые подводы стремительно останавливались. Преследовательницы не стали ждать, пока те полностью замрут, они уже не служили для них серьезным препятствием. Они бросились вперед молча, без охотничьих кличей и ругательств, пять или шесть смазанных в тумане серых теней. Они могли выглядеть призраками, но Холера знала, что скоро они станут очень вещественны. Ох, до сучьих чертиков вещественны…
Бежать не имеет смысла. В узких переулках Броккенбурга у нее, быть может, и был шанс, но выбравшись на широкую улицу она сама выбрала свою участь. Она уже порядочно выбилась из сил, тяжелые подкованные ботинки могут сослужить неплохую службу, когда надо пнуть кого-то в промежность, но в бегстве не помощники.
Возможно, она спасется, заскочив в ближайшую лавку. Вшивые волчицы разъярены сверх всякой меры, однако, скорее всего, не осмелятся крушить имущество города. Пусть Броккенбург не имеет права отдавать под суд магистрата студенток ведьминского университета, в старых дряблых яйцах бургомистра Тотерфиша сохранилось достаточно силы, чтобы устроить им веселые деньки, даже если для этого придется обращаться к самому ректору. А значит…
Над замершим потоком телег разнесся протяжный гудок. Оглушительно-громкий, такой же, как тот, что спугнул гарпий. Взгляд Холеры судорожно метнулся над застывшим потоком, пытаясь найти его источник, и почти тотчас нашел. Для этого не требовалось много труда, среди дряхлых телег, груженых сеном и бочками, роскошный аутоваген выделялся больше, чем изящно отделанная шкатулка для украшений на фоне облезлых крестьянских ларей и сундуков.
Высокий, как у кареты, кузов, отделанный резными панелями и полированной медью, покоился на восьми тяжелых колесах с литыми спицами, из его крыши, изгибаясь, торчало несколько труб, отдаленно напоминающих печные. Ни передка, ни козел у аутовагена не было, как не было и лошадей. Они были ему ни к чему. Заключенные в его чреве демоны придавали тяжелому экипажу больше сил, чем запряженная цугом шестерка молодых булонских жеребцов.
Аутоваген… Мысль сплелась из тончайших волокон, так быстро, точно все ткачихи Ада в этот миг схватились за прялки, чтобы помочь ей, крошке Холере. Нитка быстро зазмеилась, превращаясь в простой и ясный узор. Узор, едва не заставивший ее ухмыльнуться.
Аутоваген.
Коробка на колёсах, самодвижущийся экипаж, влекомый демонической силой. Холера не разбиралась в его устройстве, слишком уж роскошный аппарат для студентки третьего круга, однако сейчас ее интересовали отнюдь не технические детали.
Она прикрыла глаза, стараясь не думать о двух щелкающих зубами волчицах на другой стороне дороги.
И почти сразу увидела.
Демоны внутри аутовагена лишь казались спящими. Холера отчетливо видела плывущее над воронками труб жаркое марево, признак того, что они не спят, лишь ждут команды хозяина, чтобы высвободить свою мощь. Она не знала, какое топливо переваривают демоны, но хорошо знала другое. Эти создания, которых поставили на службу вместо лошадей, несопоставимо могущественнее мертвого Аклерора. И опаснее.
Стекла в аутовагене тоже были высшего качества, почти прозрачные, наверняка работа лучших стеклодувов Тироля. Оттого Холера хорошо видела сидящего за рычагами управления толстяка с большим, как тележное колесо, шапероном
[7] на бритой голове. Какой-то делец или меняла. На шее висит цеховой знак, только не разобрать, какой. Может, серебряная ложка, символ древнего, как сам Броккенбург, цеха поваров. Или инкрустированная самоцветами мензула
[8], знак принадлежности к почтенной гильдии землемеров. Холере сейчас не было до этого дела. Она лишь мельком пожалела, что у нее никогда не водилось кавалера, готового катать ее в таком роскошном экипаже. Возможно, и не будет. Если она помедлит еще полминуты, последними ее кавалерами, должно быть, будут броккенбургские могильщики, и то, если они не очень привередливы по части красоты своих дам…
