Это такие же люди, как мы с вами, разного возраста и разного происхождения, вот только они, улучив пару-тройку свободных часов и вооружившись налобным фонарем и удочкой, исчезают в недрах города, чтобы исследовать его скрытый параллельный мир. Удочка – всего лишь предлог для того, чтобы понаблюдать вблизи за его аборигенами, которых они ненадолго извлекут из их среды обитания, а потом осторожно вернут обратно. Тому, кто рискнет нанести ущерб погруженным в воду экосистемам Парижа, не поздоровится – у этого сообщества связи везде, и оно заботится о речных жителях как о членах своей семьи. Защитники водяной живности – повсюду, днем и ночью, прямо сейчас, под улицами, на набережных, в лесах и парках…
Я вскоре стал принимать участие в подпольных вылазках компании стритфишеров, и с тех пор, как проник в этот тайный мир, я смотрю на Париж другими глазами.
Водные парижане, как и земные, – это прежде всего парижане. С такими же типично столичными характерами. По большей части они – элегантные снобы, особенно в богатых кварталах. Возле набережных у Лувра и Нотр-Дама живут окуни, типичные парижане, яркие представители местной публики. Они подбирают свои полосатые наряды под цвет воды в Сене, а с наступлением весны украшают себя красными плавниками. Они не упускают ни один каприз моды, исподтишка следят друг за другом, и если одному из них посчастливилось найти выгодное предложение – уютные подводные заросли или безглютеновых мальков, – через мгновение вся стая будет тут как тут.
Под солнцем парижского пляжа в центре города загорают хипстеры – голавли. Эти рыбы с вытянутыми серебристыми телами плывут вверх, против течения Сены, чтобы не подумали, будто они из мейнстрима. Они – настоящие пресноводные бобо
[12]и ежедневно меняют диету: сегодня вечером они выбирают летающих муравьев, а назавтра становятся веганами и не соглашаются ни на что, кроме лишайников и водорослей с плотин.
Под плавучими ресторанами толпится Париж полуночников. Обыкновенный сом просыпается только с приходом ночи и пирует вокруг объедков, выброшенных из кухонных иллюминаторов. У этой змееподобной и липкой рыбы-кошки – еще одно название сома – такой хороший аппетит, что она вырастает очень быстро, достигая двух и больше метров в длину. Как всякая настоящая парижанка, она утверждает, что родом из других краев – якобы с востока страны, а ее предки в ледниковый период плавали в Лотарингии. Наверное, именно тогда она пристрастилась к страсбургским сосискам – по крайней мере, сейчас она без ума от них. Впрочем, эта подслеповатая рыбина поглощает все, что удается ухватить, ощупывая окружающее пространство своими длинными усами. Сом – гроза парижских вод, он лишает спокойного сна и уток, и нутрий.
Но, оставаясь обжорой-хищником, эта рыба не лишена чувства семьи. Проходя в июне вдоль погруженных в воду корней плакучей ивы на берегу Сены, можно стать свидетелем любопытного зрелища. Мама с папой, родительская пара серо-черных сомов устрашающего вида, похожих на доисторических чудищ, сменяют друг друга у хрупкой колыбельки из водорослей и корней, нежно обдувая свою икру, чтобы снабдить ее кислородом, заботясь о ней, словно осел и вол о маленьком Иисусе. Самец ухаживает за отложенной икрой дней десять, пока мальки не начнут сами плавать.
Когда в Сене поднимается вода, у парижских рыб отмечается всплеск спроса на жилье: они толпятся в редких местах, защищенных от мощного потока, под мостом Согласия или в нескольких пригородных излучинах реки. Обстановка там хуже, чем в часы пик в пригородных поездах: стаи лещей и уклеек скапливаются в мутной воде бурого цвета впритирку к судакам и щукам.
В водах Сены и канала Сен-Мартен живут еще и креветки, которые передвигаются задом наперед, и большие пресноводные мидии, покрытые перламутром, в которых горчаки, маленькие карпики, откладывают свою икру. Брошенные хозяевами золотые рыбки поправляют там здоровье вдали от своих аквариумов и могут весить чуть ли не килограмм. Примерно три десятка видов рыб и сотни беспозвоночных населяют невидимый и никому не ведомый мир. Новые виды ежегодно заново завоевывают эти воды, которые становятся все менее загрязненными.
Некоторые представители подводной публики особо скрытны. Под улицами Парижа вечная ночь. И тьма подземных каналов дает приют подпольному сообществу ночных хищников.
По краю световых конусов наших фонарей заблестели пары светящихся глаз. Мы осторожно приблизились.
Первые фигуры, выступившие из тьмы, бесшумно колыхались, словно персонажи, порожденные сном. Ложная тревога, это были не те, кого мы искали, а медлительные угри, неторопливо проплывавшие в свете наших фонарей и похожие на змей с муаровой кожей. Видишь угря и интуитивно понимаешь, что это не такое уж простое существо и за его странным гибридным внешним видом скрываются тайны.
Парижские угри, как и все европейские, родились в водах Карибских островов. Точное место их рождения никому не известно, но предполагают, что оно находится в районе Саргассова моря, к северо-востоку от Антильских островов, причем наверняка в бездонных глубинах. Лептоцефалы, личинки угрей, длиной всего несколько миллиметров напоминают листок ивы и настолько прозрачны, что невооруженный глаз замечает лишь планктон, который они, колыхаясь, перемещают. Личинки снабжены “драконьими” зубами, огромными по сравнению с их размером, и безостановочно плывут несколько месяцев в Гольфстриме, добираясь до берегов Европы, находящихся в пяти тысячах километров от места их появления на свет. По дороге лептоцефалы понемногу преображаются, приобретая свои характерные змеиные очертания, и приплывают к устью рек, по которым поднимаются вверх уже в виде ангуласов – миниатюрных угрей. Переход из соленой воды в пресную – это осмотический шок, который погубил бы большинство рыб, однако для угрей пережить его – не самый большой подвиг. Ничто не остановит угря, который решил проплыть вверх по реке, чтобы найти спокойный речной рукав, где можно поселиться. Если на реке стоит плотина, он проползет в обход по лугу, даже если на это уйдет несколько дней. Если ему не попадется подходящая вода, угорь проскользнет в самую узкую трубу, в малейший ручеек или источник и предпримет путешествие по подземным грунтовым водам, лишь бы добраться до реки.
В своей реке угорь наберется сил, вырастет и проживет до того дня, когда услышит зов моря. Тогда он облачится в серебристую кожу, спустится до речного устья, проплывет до глубин Саргассова моря, где родился, предастся там любви и умрет, исчезнет, дав жизнь новому поколению в условиях, по сей день остающихся тайной. Несмотря на более чем вековые исследования, никто так и не сумел проследить за угрями до конечной точки их путешествия и найти точное место, где после шести месяцев безостановочного плавания, во время которого они ничего не едят, угри произведут на свет потомство.
