Сначала мы использовали шкалу, чтобы проверить, является ли контрфактуальное мышление типичным признаком боязни надежды. Да, это так. В ходе нескольких исследований, проведенных с участием широкой аудитории, мы обнаружили, что лица с сильным страхом надежды больше склонны демонстрировать деморализующее контрфактуальное мышление, как у Мэри.
Наблюдается удивительная закономерность между страхом надежды и одержимостью мыслями типа «должен был» и «мог бы», и она хорошо иллюстрирует разницу между безнадежностью и боязнью надежды. Люди, которые наказывают себя подобными мыслями, максимально страшатся надежды и в то же время сильнее всего ее питают. Другими словами, боязнь надежды приводит к большей одержимости мыслями, что жизнь сложилась бы лучше, «если бы случилось А» или «если бы не произошло Б».
Вот еще один поразительный факт, касающийся взрывоопасного напряжения между высоким уровнем надежды и ее сильным страхом. Когда мы предлагали испытуемым (студентам вуза) перечислить возможные приятные события в будущем, те, у кого высокий уровень надежды сочетался с ее сильным страхом, перечисляли меньше таких событий, чем другие молодые люди. Даже меньше, чем студенты с низким уровнем ожиданий.
Да, это так: когда вы сильно надеетесь и в то же время боитесь этого, вы представляете себе меньше радостных событий в грядущем, чем если надеялись бы меньше
[77].
Скажите, вы только что вернулись и перечитали последнее предложение? Я сделал именно так, когда знакомился с результатами исследований. На самом деле, это вполне закономерный вывод при условии, что вы понимаете механизм действия надежды и разочарования. Вспомните, когда вы боитесь надежды, вы страшитесь того, куда она может вас привести. А боитесь вы, что она приведет вас к полному опустошению и ощущению, что вы беспомощны в достижении своих целей.
Радостные события – это то, на что мы уповаем, и именно они способны привести к нежелательным и болезненным последствиям надежды. Представьте, что через месяц вам предстоит сложная челюстно-лицевая операция: вы отодвигаете мысли о ней в дальний угол сознания до тех пор, пока не придет время. Если ваша надежда не так сильна, как и ее боязнь, вам не нужно игнорировать связанные с ней мысли: это всего лишь радостное событие, вы не приписываете ему особого значения и не чувствуете его острого отсутствия в своей жизни. Окончание университета? Плевать на него. Продвижение по службе? Знакомая песня. Предстоящий отпуск? Поживем – увидим.
Исследование отношения к приятным событиям в будущем и его взаимосвязь с боязнью надежды и высоким ее уровнем – лишь часть группы вопросов, которые мы задавали, пытаясь понять взаимосвязь между боязнью надежды и общим восприятием человеком прошлого и грядущего. Речь о той самой «временной перспективе», о которой я уже упоминал и которую Левин считал самым важным моментом
[78].
Чтобы изучить взаимосвязь между временной перспективой и боязнью надежды, мы дали каждому испытуемому простой график и попросили отметить «точку, где сосредоточены приоритеты». Затем мы попросили поставить границы вокруг этой точки таким образом, чтобы это отражало мысленный настрой испытуемого. Другими словами, изобразить временную перспективу.
Примечательно, что те, кто сильно надеялся и в то же время боялся этого, поставили самые узкие границы. Таким образом, у них была самая короткая временная перспектива и основное внимание они уделяли недавнему прошлому и ближайшему будущему.
Сосредоточенность на настоящем вовсе не означает, что перед нами мастера дзен-буддизма, живущие по принципу «здесь и сейчас». Ничего подобного. Мы с коллегами считаем, что такой короткий отрезок между прошлым и будущим далек от медитативных практик. Напротив, заполнение временной перспективы в этом случае сводится к бессмысленным пережевываниям «можно было» и «нужно было» и болезненным попыткам ограничить любые ожидания в отношении будущего.
Социальные исследования часто направлены на поиск феномена, который необязательно очевиден, но обнаруживается в схемах и отношениях. Полагаю, если вы сопоставите результаты исследования, касающиеся контрфактуального мышления, ожидаемых в будущем приятных событий и временной перспективы, вы лучше поймете «оцепенение», как его описывает Лэйнг
[79]. Индивид боится осознать свою единоличную ответственность, поэтому страшится надежды, из-за чего избегает движения вперед. Он обращается к контрфактуальному мышлению, отметая подрывающие мысли о радостных событиях в будущем и ограничивая созерцание прошлого и грядущего.
Мэри – пример такого замыкания в себе. Я полагаю, что она столкнулась с глубоким расхождением, сильно надеясь на то, что ей представлялось необходимым, и не менее сильно опасаясь, что не сможет получить его. Это ужасное, возбужденное, невыносимо зависимое состояние – конечная точка душевного кризиса. Чтобы избавиться от напряжения, порожденного этим конфликтом, девушка при помощи контрфактуального мышления создала небольшие и неизбежно приводящие к разочарованию гештальты, обвиняя либо себя («Если б я только вернулась в университет раньше»), либо судьбу («Жизнь не сложилась из-за этого извращенца профессора»). Такие мысли удерживали ее в одной точке, поскольку не были связаны с будущим, а стали лишь пассивной попыткой понять прошлое. Что же касается временной перспективы, навязчивые размышления не давали думать о грядущем.
Исследования боязни надежды (далее я ознакомлю вас и с другими результатами) рисуют образ индивида, замкнувшегося в своем оцепенении. Что представляет собой такая жизнь? Представьте, что человек сидит на стуле, а на его лицо падают лучи будущего. Он привязан к сиденью и не может полностью защититься от резкого света, поэтому пытается сползти как можно ниже. Лоб почти лежит на животе, колени задраны к голове, тело, которому предназначено быть прямым, изогнуто, защищая глаза и сердце от грядущего. Все мышцы болят в столь неудобной позе, охраняющей от предназначенного всем живым существам развития. Но человек все склоняется, чтобы избежать того, что больше всего его пугает: света надежды.
Я хочу, чтобы вы представляли себе эту картинку, продолжая читать о боязни надежды, поскольку считаю, что она ключ к пониманию нашего стремления ничего не менять. Опасаясь надежды, как Мэри, вы страшитесь того, что противостоит экзистенциальной тревоге. Когда вы занимаете такую позицию, ваша основная движущая сила – надежда – ослабевает. А основная сдерживающая сила – экзистенциальная тревога – усиливается. Взаимоотношение факторов в силовом поле персональных изменений толкает вас к сохранению существующей реальности, все дальше от перемен. Это справедливо для всех ситуаций, когда вы хотите что-то изменить или развиваться.
Вспомните свои ощущения, когда вы достигали какой-то важной цели. Вероятно, вы чувствовали себя хорошо. Пришлось приложить усилия, но вы с успехом добились своего, несмотря на возможность неудач и разочарования. Могу поспорить, вы поверили в свои силы, в способность влиять на ход событий. Но почувствовали ли вы и встречное давление, желание сорвать все мероприятие?
