Жандармы уже собрали сведения об этом человеке и его фирме. Семейное предприятие, занимавшееся реновацией исторических зданий, главным образом церквей. У фирмы была прекрасная репутация. Она не брала на себя восстановление декоративных элементов — фресок, картин, орнаментов, — а подряжалась только на капитальные строительные работы.
— Мне не в чем оправдываться. Вот уже двадцать лет, как я занимаюсь восстановлением церквей и, поверьте, хорошо делаю свою работу.
Тем временем рабочие Мюллера усердно занимались своим делом, и Ньеман чувствовал себя здесь в своей тарелке. Люди в белых комбинезонах и противопылевых масках удивительно походили на техников станции техобслуживания. Мюллер носил такой же комбинезон, но на нем он висел, как на вешалке.
— А вы не учитывали эрозию, связанную с близостью виноградников? — спросил Ньеман.
Мюллер выхватил у него пачку печатных листов и стал их просматривать, словно хотел лишний раз убедиться в изложенных там нелепостях.
— Не смешите меня, — сказал он наконец. — Если бы испарения с виноградников разрушали песчаник, это давно было бы известно. И тогда, ознакомившись с фронтом работ на объекте, мы сразу бы это заметили. А вы что думали? Что мы устанавливаем леса, не сделав предварительно обязательные тесты?
Ньеман ожидал именно такого ответа. Эксперты страхового общества по неизвестной причине запудрили мозги Посланникам, объявив ненужным и бесполезным полицейское расследование.
— Так каково ваше мнение?
Ответ последовал незамедлительно:
— Саботаж.
— А для этого обязательно быть профессиональным строителем?
— Нет. Свод часовни был очень непрочным. Стоило расшатать подпорки и нанести несколько ударов молотком в нужные места — и все обрушилось. Но при этом следовало знать, куда бить, и действовать очень быстро.
— Почему?
— Обломки рухнули Самуэлю на голову примерно в двадцать один час. А мы в тот день работали до шести вечера. Это означает, что у парней было всего три часа, чтобы расшатать наши леса.
— Почему вы говорите только о парнях — разве женщина не могла это сделать?
— Мы закручиваем болты очень крепко. И отвинтить их может только здоровенный бугай.
— Так вы заметили следы саботажа на вашей стройке?
— Нет.
— И как вы это объясняете?
— Никак. Просто констатировали, что он имел место, вот и все.
У инженера был вид упрямца, который у любого отбил бы охоту задавать вопросы. Он опустил голову, точно страус, и замер.
— Может, это кто-нибудь из ваших рабочих?
— Эй, вы думайте, что́ говорите!
— Я всегда думаю о том, что говорю. Мне за это деньги платят. Вот почему я и задаю вам все эти вопросы.
Мюллер вытащил из-под мышки руку и, устало махнув, ответил:
— Думайте что хотите, мне плевать. Но я ручаюсь за каждого из моих ребят. Если вам этого мало, можете проверить их алиби.
— А Посланники?
Худой верзила искренне рассмеялся:
— Убийства не в духе этой компании. Я ни разу не видел, чтобы кто-то из их Обители злился на кого-то или грубо с кем-нибудь обошелся. А уж с Самуэлем тем более. Он для них был все равно что святой.
— А я полагал, что у них нет главы общины.
— Да, у них нет такого. Самуэль ничем не командовал. Но он являлся как бы официальным представителем Господа. Это не наделяло его никакой властью, но придавало авторитет… притом значительный.
Ньеман сменил тему:
— А в Святом Амвросии Посланники работают вместе с вами?
— Могли бы работать. Они хорошо разбираются в строительном деле. Но с ними всегда много проблем: они не должны касаться некоторых строительных материалов, не любят электричества…
— А что вы о них думаете?
— Хорошие парни. Вполне достойны доверия.
А что, если слегка спровоцировать его, чтобы расшевелить?
— Скажите, вас не смущает, что это типичная секта?
— Они избрали такой путь. Тем лучше для них. А мы всегда с ними ладили.
— И с Самуэлем тоже?
Мюллер помолчал несколько секунд, перед тем как ответить. Его круглые глаза были устремлены в какую-то точку между колоннами.
— Зануда.
— В каком смысле?
— Он слишком уж пристально надзирал за работами. Настоящий маньяк. У нас по этому поводу случались размолвки, но они никогда не заходили слишком далеко. Это противоречит их правилам. Нет, в общем-то, он тоже был хорошим парнем.
— А в котором часу он обычно приходил для встречи с вами?
— Чаще всего к концу рабочего дня. Перед тем, как я давал отбой.
— Но в день своей гибели он не пришел?
— Нет. Наверняка из-за сбора винограда. У них сейчас работы по горло.
Мюллер взглянул на часы, этот разговор уже начал его тяготить.
— А что вы можете сказать по поводу росписей свода?
— Ничего. Я не занимаюсь этим видом реставрации.
— А кто занимается?
— Макс Лехман.
— Где его можно найти?
Мюллер взглянул вверх:
— Вон там. Он работает одновременно с нами.
Вот уж повезло так повезло!
— Можно попросить его спуститься?
— Нет. Он сейчас занят мозаикой. А значит, должен успеть все сделать, пока шпаклевка не застыла.
Ньеман взглянул на пластиковую завесу. Сквозь нее смутно виднелась какая-то сложная алюминиевая конструкция, опутанная канатами.
— А у вас тут найдется строительная люлька или что-то в этом роде?
22
Нет, строительной люльки не нашлось.
Однако, по словам Мюллера, взобраться наверх по лесам было совсем не трудно. И Ньеман, надев каску и пояс безопасности, полез под купол следом за начальником стройки — тот открывал подъем. После смерти Самуэля не стоило подвергать себя хотя бы малейшему риску. Деснос осталась внизу; выполняя роль наземного персонала, она начала опрашивать рабочую бригаду.
Ньеман карабкался наверх без особого труда, ему мешал только пластиковый занавес, то и дело заслонявший вид и тормозивший продвижение; казалось, он очутился в каком-то странном море, полужидком, полутвердом.
Сам того не заметив, Ньеман уже поднялся на добрый десяток метров. И даже ощутил легкую гордость оттого, что так геройски одолевает это восхождение. Но вот именно в тот момент, когда комиссар добрался до предпоследнего мостка, он поскользнулся и внезапно повис в воздухе на своем поясе.
