— Но сначала требуется их реконструировать, а…
— Так могли бы или нет?
— Без проблем.
Ньеман еще не получил сообщений от Иваны, но ничуть не сомневался в том, что его помощница разыщет обломки фресок.
— Ну и что вы об этом думаете? — спросил он, возвращаясь к образам на экранах компьютеров.
— Потрясающе! — прошептал Лехман тоном изумленного космонавта-одиночки, который, сидя в своем корабле, обнаружил обитаемую планету. — Такой шанс выпадает…
— Я имею в виду стиль этих фресок. Вы можете их датировать?
Лехман скрестил руки, потом схватился за подбородок слегка наигранным жестом мыслителя:
— Не могу судить однозначно. Данные сцены, а также общий стиль отсылают нас к пятнадцатому веку, но некоторые детали с ним не согласуются.
— Например?
— За шесть веков эту часовню много раз перестраивали или обновляли, а это значит, что и своды тоже не избежали реставрации. И я сильно подозреваю, что художники тех времен каждый раз вносили в эти образы свою лепту.
Ньеман вспомнил зал в мадридском музее Прадо, где были выставлены «Pinturas negras»
[65] Франсиско Гойи. Только вот все помалкивали о том, что это фальшивки. Вернее, так: исполнение принадлежало не Гойе. Оригиналы художник написал на стенах своего дома, и их невозможно было перенести на полотно… Иными словами, та же самая проблема: как отделить эти фрески от потолка, чтобы перенести их в другое место?
— А это могут быть копии?
— Конечно. Но в таком случае мы бы заметили различия в фактуре. А этот ансамбль отличается полным единством. Даже слишком полным.
— Объясните, что это значит.
— Сразу видно, что все части написаны одним и тем же человеком, притом в одно и то же время. А стало быть, с момента их создания к ним никто не прикасался. Вот это для меня настоящая загадка.
Майор продолжал разглядывать изображения: казалось, они запачканы сажей и освещены только глазами; эти глаза, слишком большие, витали в кромешной тьме, подобно блуждающим огням. И ему снова пришло на ум первоначальное предположение: эти образы скрывали какую-то тайну, несли какое-то послание.
— Тут есть еще одна загадка — выбор данных сюжетов, — продолжал Лехман. — Для пятнадцатого века они нередки, но никогда еще не изображались вместе, особенно в часовнях. Четверо всадников Апокалипсиса и оплакивание Христа взяты из Нового Завета. Святой Георгий, побеждающий дракона, — из «Золотой легенды» Иакова Ворагинского
[66]. А что касается Пляски смерти, так это вообще языческий мотив. Эдакое memento mori
[67], нечто вроде предупреждения.
— И какой же вывод вы сделали?
— Да никакого, разве что этот кажущийся сумбур — уникальное явление. Или же в нем кроется какой-то намек… в общем, не знаю.
Ньеман уже решил показать этот ансамбль теологу, который смог бы разглядеть в нем подтекст, какой-то скрытый смысл.
— Ну и наконец, обратимся к фактуре, — продолжал реставратор. — В ней есть характерные признаки раннего Средневековья, но…
— Но что?
— …но также наблюдается некая современная черта, проявление личности… как бы это сказать… неординарной. Я не знаю больше ни одного произведения искусства той эпохи, которое мог бы приписать данному художнику. Не сочтите за бред, но я абсолютно уверен, что он расписывал только вот эти эльзасские своды…
Заявление Лехмана ничуть не удивило майора. В истории искусства полно художников, прибегавших к вневременному языку живописи. Например, Эль Греко, живший в шестнадцатом веке, писал в поразительно современной манере; достаточно взглянуть на его полотна, чтобы узнать их творца, — они не принадлежат никакому определенному периоду.
— Чтобы точно их датировать, нужно прибегнуть к химическому анализу.
— Так чего вы ждете?
— Разрешения собственников часовни.
— Я сам даю его вам. Не забывайте, что это я нанял вас как эксперта.
— Но ведь тогда придется делать соскобы с поверхности!
— Нет проблем.
— А это невозможно без…
— Не беспокойтесь. Я им все объясню.
— И это повлечет за собой дополнительные расходы, — буркнул Лехман.
— Перестаньте говорить о деньгах. Сколько времени вам еще понадобится?
— Ну… скажем, сутки.
— Начинайте прямо сейчас. И как только будет какая-то информация, звоните мне.
С этими словами Ньеман направился к помощникам Лехмана, но тут к нему энергичной походкой подошла Стефани Деснос:
— Там кое-что обнаружили.
— Что именно?
— Следы.
34
Они прошли вдоль лесов в зону портала, где техники уже заканчивали съемки. Следы обнаружил лично Жюльен Пети, горячий приверженец «Bluestar». Молодой человек еще не забыл вчерашний урок и говорил довольно надменно:
— У нас есть один полный отпечаток и намек на второй.
Ньеман схватил iPad и вгляделся в экран: светящиеся пятна явственно обозначали очертания подошвы. По-видимому, человек нечаянно ступил в кровь и оставил за собой эти флюоресцирующие отпечатки. Майор взглянул на палатку, похожую на иглу
[68], где был разбрызган химический проявитель. Нет, он не полезет туда на карачках, чтобы проверить на себе действие состава.
— Ну и каково твое мнение? — спросил он, возвращая Деснос планшет.
— Это может быть чей угодно отпечаток.
— В луже крови?
— Остаточных следов крови, — уточнил Пети. — Мы почти всюду нашли следы моющей жидкости.
— Значит, сюда мог прийти любой, кому не лень? — спросила Деснос.
И тут Ньеман с удовольствием преподал им урок в духе Шерлока Холмса:
— Как раз нет. После обнаружения тела в часовне побывали только Посланники и жандармы.
— Ну и что?
