Всего в нескольких километрах от лачуги его покойных деда с бабкой!
Это было не просто невезение — это было проклятие.
И его виновник носил имя Филипп Шницлер, прокурор города Кольмара, а по совместительству его друг детства. Вернее сказать, они провели энное количество лет на общей скамье школьной галеры. С тех пор они почти не поддерживали отношений, каждый из них жил своей жизнью. И вот наконец Шницлер вдруг вспомнил о школьном товарище в связи с подозрительной смертью в часовне. Что это — случайность, саботаж, убийство? А ну-ка, давайте узнаем, что об этом думает старина Ньеман…
Он бросил взгляд в окно, на пролетающий мимо пейзаж, раздумывая об Иване, которая добровольно вызвалась доставить себе это удовольствие — участие в сборе винограда. Майор не очень-то верил в успех ее внедрения, придуманного в самый последний момент. Сезонников наверняка держат подальше от всех дел Обители, и у его подчиненной почти нет шансов, даже проникнув в их ряды, что-то разузнать у этих Посланников. Тем более за три дня до конца сбора винограда.
Но пока, за неимением лучшего, он снова погрузился в изучение своего досье. Ньеман умел читать между строк и выяснил, что Обитель имеет особый статус в этой долине. Их вино было самым знаменитым в крае, и благодаря ему все обитатели этого района, имевшие прямое или косвенное отношение к общине, жили припеваючи.
Посланникам устроили допрос с пристрастием. В ответ на это они запретили вскрытие умершего, а потом и вовсе закрыли доступ кому бы то ни было на свою территорию. Часовня же стояла за границами их владений, и ничто не препятствовало жандармам рыскать вокруг них. Шницлер все-таки добился разрешения на вскрытие, но этим дело и ограничилось…
Вот уже пять дней, как Самуэль был мертв, а досье жандармерии по-прежнему напоминало скупое меню закусочной. Генеральный прокурор своей властью продлил сроки расследования, втайне уповая на последний шанс: дать Ньеману полную свободу действий, чтобы он разворошил это осиное гнездо, не подчиняясь никакому судье.
Но копу было ясно еще одно: если Шницлер обратился к нему, значит он и сам подозревает, что в Обители творятся какие-то темные дела. И смерть Самуэля стала удобной возможностью пролить свет на дела этого анахронического сообщества, прибегнув к помощи Ньемана с его легендарным чутьем.
Неразборчивый голос из динамика известил пассажиров, что поезд прибывает на вокзал Кольмара, и Ньеман поежился, услышав знакомый акцент диктора Общества железных дорог. Welcome back home
[9].
Подхватив свой чемоданчик, он заставил себя настроиться на бодрый лад. Так, словно мысленно собирался с силами. Они ему понадобятся, чтобы перенести это второе пребывание на родной земле, слишком хорошо знакомой…
— Ч-ч-черт…
Это ругательство вырвалось у майора на ступеньке вагона, при виде офицера жандармерии, ожидавшего его на перроне. Капитан Стефан Деснос в силу лишней буквы оказался Стефани
[10] — женщиной. И, как ни прискорбно, весьма привлекательной.
5
Слухи о его отношении к женщинам ходили уже давно. То ли он их не выносил, то ли слишком любил. Одни считали его женоненавистником, другие, наоборот, бабником. Это было и правдой, и неправдой. Все зависело от конкретного момента, и ничего более.
Но зато он держался одного железного принципа — не сотрудничать с бабами. Их присутствие раздражало его именно потому, что он был к ним слишком неравнодушен. А при расследовании преступления коп обязан быть холодным и бесстрастным, с головой, свободной от всяких глупостей. Мозг копа — это хранилище редких книг, и нужно постоянно следить за его температурой и гидрометрическим уровнем.
— Майор Пьер Ньеман?
Он молча кивнул. Капитанша, не спросив разрешения, взялась за ручку его чемодана на колесиках, словно хотела сразу показать, какую роль собирается играть в их тандеме. Затем несколько раз повторила свое собственное имя и зашагала по перрону. Ньеман пошел следом, изучая сзади ее фигуру. На вид лет тридцать, далеко не худенькая, более того, вполне аппетитная. Майор сосредоточил внимание на ее бедрах, чем только не обвешанных — настоящая скобяная лавка! — тут и тактический ремень, и кобура из кордуры
[11], и пистолет, и телескопический жезл, и перчатки, и наручники, и запасная обойма…
Но ягодицы под этим грозным арсеналом говорили совсем на другом языке.
Ньеман снова выругался, теперь уже про себя: он рисковал забыть о своей холодной решимости оперативника и эрудиции библиофила…
Женщина бросала на него беглые взгляды через плечо. Казалось, ее озадачила эта фигура: рослый субъект в черном пальто, железные очочки, стрижка ежиком и полное отсутствие галантности.
Они подошли к парковке, где их ждал новенький блестящий «рено-меган» с трафаретной надписью на дверцах: «ЖАНДАРМЕРИЯ. НАША РАБОТА — ВАША БЕЗОПАСНОСТЬ». Неудачный слоган, — куда это годится, особенно когда прибываешь с ним на место преступления, где вас уже дожидается клиент в виде хладного трупа.
Стефани Деснос уложила чемодан Ньемана в багажник. Н-да, плохо дело…
Отлично сложена, но в этой складной, мускулистой фигуре угадывалась чисто женская мягкость, делавшая ее чертовски соблазнительной. Особенно хороша была грудь — округлая, пышная, великолепная. А лицо, довольно банальное, но правильное и ясное, завершало эту гибельную картину — дамочка была опасней гранаты с выдернутой чекой!
Ньеман давно уже разработал свою личную теорию сексуального влечения, довольно банальную, хотя его она вполне устраивала. Вожделение, как и всякая природная энергия, набирало силу в прямой зависимости от препятствий. Например, учительница вызывала желание именно потому, что представляла власть и мораль. Мундир возбуждал именно потому, что был препятствием вашей похоти. Даже очков иногда бывало достаточно, чтобы раскочегарить мужчину… Так что уж говорить об этой вооруженной до зубов красотке, чьи груди выглядывали из распахнутой куртки, — тут все было предельно ясно.
— Вы меня слушаете или нет?
Ньеман встряхнулся, отбросив раздумья.
— Конечно… Так что вы говорили?
— Я вам объясняла, где находится Бразон.
— Спасибо, я знаю эти края.
Деснос бросила на него суровый взгляд. Она стояла, теребя свой форменный пояс, и, казалось, читала сластолюбивые мысли Ньемана.
— Хотите сесть за руль? — спросила она, наверняка поняв, с каким мачо имеет дело.
— Нет, обойдусь. Ведите сами.
— Куда вы хотите ехать? На почту?
