За ужином Ивана ни с кем не говорила. Она думала о Марселе. «Нет в мире одного — и мир весь опустел»
[84]. Кто это сказал — Ламартин, Шатобриан или еще кто-то? Она сознавала, что он был для нее не просто товарищем по работе. Она почуяла в нем брата по несчастью, маргинала в поисках приюта, знавшего, как и она, только один путь — бегство вперед, без оглядки.
Рашель ей солгала. Марсель не мог удрать вот так, на следующий день после ночной гонки с преследованием, не сказав ей ни слова. Скорее всего, он просто не вернулся в лагерь с их ночного рейда. Возможно, его поймали и где-то заперли. Правда, Ивана не очень-то верила в такой исход: да, Посланники держали серьезную охрану, но были прежде всего мирными виноградарями. Она не могла представить их в роли палачей или похитителей. А главное, у них не было никакого повода задерживать Марселя. Что такого компрометирующего он мог увидеть, чего не увидела она сама?! Предположим, они обнаружили собранную по кусочкам фреску в глубине Хранилища, — ну и что? Она не представляла никакого интереса…
Ивана уже подходила к темной кромке подлеска. Заиндевевшая трава у нее под ногами похрустывала, словно корочка крем-брюле. Окружающий пейзаж, убеленный инеем, преобразился: казалось, древесные стволы, ветви и кусты поразила ледяная молния.
Ивана долго пробиралась вперед через колючие заросли, обдирая кожу о сучья, и не видела конца пути. Она уже совсем было отчаялась, как вдруг набрела на свой дуб. Черный, похожий на мраморную колонну, местами изъеденную лишайником, он показался девушке надежным убежищем, волшебно преобразившим ночную тьму.
Она шагнула вперед, но тут же споткнулась обо что-то, упала и сердито чертыхнулась под хруст сломанных веток. Из ее рта вырвалось облачко пара. Девушка с трудом встала на ноги, всматриваясь в темноту, пытаясь рассмотреть препятствие.
И увидела.
На замшелых корнях дуба лежало безжизненное тело. Лицо, смутно различимое в ночном тумане, было искажено жуткой гримасой боли. Ивану затрясло, она нашарила в кармане мобильник, включила экран и направила свет на труп.
Марсель… Задыхаясь, девушка пощупала его запястье в смехотворной надежде ощутить биение пульса. Потом осветила лицо. Открытый рот умершего напоминал рану, обметанную инеем. Зубов у него и прежде недоставало, но теперь были вырваны и оставшиеся, притом с явной жестокостью.
Молодая женщина с трудом переводила дыхание. Холод, шок от увиденного и скорбь вызвали у нее горькие слезы. Кто сотворил это с ним? И почему?
Она продолжила осмотр тела и обнаружила, что у него отрублены последние фаланги пальцев, руки и ноги вывернуты под какими-то немыслимыми углами, и все кости раздроблены.
Но самое страшное Ивана увидела миг спустя: Марселя выпотрошили и, будто этого было мало, задушили его же собственной кишкой, которая застыла на холоде, стянув шею жуткой серой удавкой.
Ивана упала на колени. Ей чудилось, что над ее головой смыкаются черные, зыбкие края какой-то пропасти, и она падает вниз, задыхаясь в этом бездонном ночном провале.
Потом у нее в голове забрезжила догадка.
Изувеченное тело оказалось здесь не случайно. Этот труп был посланием, и оно предназначалось ей. Те, кто это сделал, знали, что она заодно с Марселем. Знали, что она никакая не сезонница. Знали, что вчера они вместе побывали в Хранилище. И last but not least
[85] — знали, что у подножия этого дуба она прятала свой смартфон.
Ивана попятилась и, опустившись на холодную глинистую землю, усыпанную мертвой листвой, замерла, с пустым взглядом и такой же пустой головой, перед этим несчастным, у которого отняли и жизнь, и достоинство. Долго она сидела так, забыв о времени и чувствуя только, как ее одежду и тело медленно пропитывает сырость; она даже не боялась, что ее застанут здесь и ее постигнет участь Марселя.
Наконец Ивана очнулась от этой летаргии и подобрала оброненный телефон. Несмотря на закоченевшие пальцы, ей все же удалось выключить свет, убавить звук и набрать номер.
Каким-то чудом аппарат ожил.
Но зарядка стояла на последней черточке.
Теперь нажать на вызов: Ньеман…
— Алло?
Хрипловатый, знакомый, родной голос. В нескольких словах, заикаясь и всхлипывая, она описала ему ситуацию.
— Успокойся.
Но Ивана, рыдая, упорно пыталась объяснить, что все произошло по ее вине, что именно она заставила Марселя участвовать в этом, что…
— Успокойся, — повторил Ньеман.
А она все твердила и твердила: Хранилище… обломки свода… Посланники… — и к ней постепенно возвращалось дыхание, речь обретала привычный ритм.
— Хватит! — заорал Ньеман. — Где ты сейчас?
Ивана описала ему местность. За пределами Обители, не вторгаясь в Диоцез, жандармы могли передвигаться вполне свободно.
— Я сейчас приеду со своими людьми. Оставайся на месте.
— Нет.
— Как это «нет»?
— Я возвращаюсь в лагерь.
— Даже речи быть не может! Хватит дурить!
— Пока они меня официально не разоблачили, я буду продолжать.
— Ты мне только что сказала, что полностью засветилась и что этот труп — твой смертный приговор!
— Я еще не знаю. Мне неизвестно, кто убил Марселя. Мне неизвестно, что у них есть против меня. Мне даже неизвестно, кто это сделал — Посланники или еще какие-то фанатики.
Наступило короткое молчание. Ньеман, видимо, взвешивал, есть ли у него шансы переубедить ее. Эти шансы были равны нулю. И он сдался.
— О’кей, но только держи мобильник при себе. Я тебе позвоню, как только мы прибудем на место.
Ивана не решилась ему отказать. Она понимала, что продолжать игру в одиночку слишком рискованно и нужно поддерживать связь с Ньеманом.
К тому же ей не удалось бы подыскать нужные аргументы, она едва дышала и с трудом говорила. Панический страх буквально раздавил ее, сплющил сердце, превратив его в маленький — не больше персиковой косточки — черный комочек.
— Как скоро?
— Максимум через тридцать минут.
— И как же вы объясните эту находку?
Ньеман рассмеялся — свирепым и горьким смехом человека Обмани-Смерть
[86]:
— А кто посмеет требовать от меня объяснений?
45
— Вели им выключить фары и погасить маячки.
