Поблагодарив майора, Иван положил трубку.
— 2‑е Управление… 2‑е Управление… — повторял он. — Это же контрразведка. Никого не знаю из контрразведки. Никого…
Докурив папиросу, он бросил ее в пепельницу, схватил трость и быстрым шагом покинул кабинет…
Старцев мог самостоятельно отправиться во 2‑е Управление НКГБ, но опасался, что без высокой помощи дело затянется. А времени и так в обрез. Того и гляди на железной дороге снова кого-нибудь убьют.
— Твоя правда, — согласился на его объяснение комиссар.
Он взялся помочь самым решительным образом. Не телефонными переговорами, а личным присутствием. Все же с человеком при генеральском чине в наших кабинетах разговаривают по-другому.
— Поехали. — Прихватив фуражку, Урусов вышел из-за стола.
* * *
С комиссаром и впрямь дело складывалось быстро. Охрана 2‑го Управления была серьезной — не то что в МУРе. На входе встретил их один офицер, провел к другому. Ответственный за пропускной режим дежурный проверил документы, выслушал цель визита, куда-то позвонил.
К счастью, нужный человек оказался на месте. Не в отпуске, не в командировке, а в своем кабинете, расположенном выше этажом. Буквально через минуту по широкой центральной лестнице спустился поджарый подполковник в новеньком, ладно сидящем мундире.
«Экий красавчик, черт бы его подрал, — невольно залюбовался им Иван. — Если меня когда-нибудь попросят описать советского чекиста, сразу вспомню о нем».
— Седой Николай Николаевич, — представился тот. — Чем могу быть полезен?
Узнав, что интересует сотрудников уголовного розыска, пригласил в кабинет.
— Да, хорошо помню те зимние дни в Венгрии, — кивнул он и даже позволил своему каменному лицу растянуться в легкой улыбке. — Потери были большие, но у дивизии полковника Кононова неплохо получалось: полностью окружили остатки 9‑го корпуса, а в ночь на 12 февраля, можно сказать, его и добили. Рота старшего лейтенанта Скрипкина обстреляла и тормознула легковой автомобиль с двумя генералами. Адъютанта убило взрывом гранаты, генералов задело пулями, а водитель отделался контузией. Короче говоря, взяли их тепленькими. Зато позже начались неприятности.
— Какие? — спросил Урусов.
— Всех троих пленных под усиленной охраной мы отправили в госпиталь на восточную окраину Будапешта. На рассвете умер один из них — оберфюрер СС Дернер. А к вечеру мне доложили о побеге водителя. Как же его звали?. Какой-то младший чин.
Старцев решил помочь:
— Шарфюрер СС Франц Фишер?
— Точно! — подтвердил Седой. — Сам бы не вспомнил, а с вашей подсказкой само на язык навернулось.
— На этом неприятности закончились?
— Скорее только начались. Через несколько дней погиб командир полка майор Стародубцев. Он возвращался из штаба дивизии в полк, ехал на генеральском «Хорьхе» по бульвару, а из придорожных кустов его и водителя расстреляли неизвестные лица. А в ночь на 16 февраля кто-то этот «Хорьх» угнал от штаба дивизии. По обоим случаям мы провели расследование, но так ничего и не выяснили.
— Про эти события мы наслышаны от полковника Кононова, — заметил Урусов.
Седой радостно вскинул брови:
— Он в Москве?
— В Краснодаре.
— Хороший мужик. И комдивом был толковым.
— Значит, не зря назначили начальником штаба округа. Николай Николаевич, — комиссар вернул беседу в нужное русло, — а об этом Фишере что-нибудь известно? Не всплывал больше ни в каких делах контрразведки?
— Как в воду канул. Будапешт — огромный город и затеряться там несложно.
— Внешность его не запомнили?
Подполковник развел руками. Однако, желая хоть чем-то помочь сыщикам, припомнил:
— А знаете, ведь мой помощник успел оформить карточки военнопленных.
— Карточки военнопленных?
— Это такой первичный документ, сопровождающий пленного по этапам до оформления личного дела. В карточке указываются все имеющиеся данные о человеке, за исключением характеристик и данных по родственникам. Фамилия, имя, национальность. Дата и место рождения. Звание, должность, род войск, часть, в которой служил. Где и при каких обстоятельствах попал в плен.
— А фотографии? — спросил Старцев и в ожидании ответа затаил дыхание.
— Само собой. Помощник лично сфотографировал в госпитале Пфеффера и его водителя. Второй генерал к тому моменту уже скончался.
Урусов понимал, насколько значимым и важным будет факт получения фотографии исчезнувшего водителя. Однако сохранял спокойствие.
— Мы могли бы на них взглянуть? — произнес он так буднично, словно спрашивал меню в ресторане.
— Думаю, они сохранились в нашем архиве. Минутку…
Седой поднял трубку телефона, набрал номер.
Вскоре в кабинет вошел старший лейтенант, которому подполковник объяснил задачу.
Кивнув, помощник удалился…
* * *
В Управление вернулись в одиннадцатом часу утра.
Поблагодарив Александра Михайловича за оказанную помощь, Старцев направился в рабочий кабинет. Сам же комиссар поспешил на совещание, которое пришлось перенести из-за поездки во 2‑е Управление НКГБ.
Все сотрудники группы находились на месте, ждали Ивана.
— Ну как? — встретил его Васильков.
На улице стояла жара, в кабинете было душно. Иван первым делом повесил свой пиджак на спинку стула, напился воды из чайника, подошел к окну, закурил.
— Встретились с подполковником контрразведки, которому 12 февраля в Будапеште передали раненых эсэсовцев, — начал он. — Нормальный мужик, деловой. И память неплохая — все события хорошо помнит. По его приказу в архиве нашли карточки военнопленных: Пфеффера и Фишера. Вот данные водителя, он разрешил их переписать…
Старцев вынул из кармана широких гражданских брюк блокнот, раскрыл последний исписанный лист, протянул товарищу.
Повернувшись к свету, тот начал читать:
— Франц Фишер, из поволжских немцев. Родился 1 марта 1909 года в Екатериненштадте Саратовской губернии…
Место рождения водителя тотчас вызвало недовольный гул:
— С-сука!
— Ну ни хрена себе!
— Взрастили гадину!
— Гнида продажная!. — роптали сыщики.
Васильков продолжил:
— Шарфюрер СС, водитель легковых и грузовых автомобилей при штабе 9‑го хорватского горного корпуса СС. Взят в плен в ночь на 12 февраля 1945 года в Будапеште при попытке прорыва из окружения.
В этой части карточки ничего нового не содержалось.
