Мой дедушка был крайне дисциплинированным человеком. Успешным на своем поприще, педантичным до абсурда. На протяжении сорока лет он ежедневно ел на обед одно и то же: банку консервированной копченой селедки и два ржаных крекера, которые стоили «ровно двадцать семь центов» в военном магазине. (Моя мать отказывается признавать инфляцию, когда рассказывает эту историю. Двадцать семь центов – так было и будет всегда.) Он носил одни и те же костюмы и галстуки, пока те совсем не изнашивались. Одной пары ботинок от L. L. Bean
[89] вполне хватило на большую часть жизни на пенсии, более чем на девятнадцать лет.
Бах был его кумиром, а всех прочих он едва переносил. Однажды отец сыграл ему одну из арий Пуччини, на что дед фыркнул: «Что это с ней?»
Музыку, которую слушала я, он тоже не особо терпел, хотя я честно пыталась познакомить его с The Sugarcubes
[90], не сообразив, что обложку альбома, которую я ему показывала, украшают обнаженные люди. Ой!
Мой дедушка идеализировал Казальса, чье выступление он когда-то слышал в Европе и который, как он чувствовал, сумел гениально осмыслить и передать математическую красоту Баха. Раньше я считала, что дедушка хранит цитату Казальса, потому что она подтверждает и одобряет его собственную потребность к порядку, удобству повседневной рутины.
Будучи по профессии гелиофизиком, дедушка изменил понимание ультрафиолетового спектра солнца. Он был настоящим ученым, его мозг – своего рода клеточный суперкомпьютер, способный обрабатывать огромные объемы информации. Рисковать и доверять неизвестности – это было совершенно чуждо его натуре. Все новое должно быть изучено, оценено, достоинства и недостатки тщательно проанализированы, досконально разобраны и прощупаны до полусмерти.
Его не избрали в Национальную академию наук только лишь потому, что он пренебрежительно махнул на это рукой со словами: «Да ну! Пусть все останется как есть, а там посмотрим».
Как же меня это бесило, особенно в буйном подростковом возрасте. Какая разница, какой кондиционер покупать? Все равно он сломается через несколько лет. Но дедушка знал, что, если обработать все данные, можно вычислить, какая техника действительно лучше. С этой целью на нашем обеденном столе всегда лежали журналы «Мнения покупателей»
[91]. Продавцы бытовой техники, уже знакомые с моим дедом, неизменно в раздражении закатывали глаза, замечая его приближение.
Одно лето было целиком и полностью посвящено такому вопросу – нужно ли дедушке с бабушкой поменять холодильник на веранде. Это был древний агрегат с круглым конденсатором наверху и тяжелой дверцей, которую всегда заклинивало, когда ее открывали и закрывали. А мороженое всегда оказывалось подтаявшим. Но не морозилка же в этом виновата?
Дедушка как-то обнаружил, что в местном продуктовом магазине можно купить мороженое за полцены, если при перевозке оно растаяло, а потом его снова заморозили. Каждый вечер мы вытаскивали прямоугольную коробку с мороженым Sealtest
[92] со всякими странными вкусами – ромовый изюм, или миндальное масло, или неаполитанское
[93] мороженое, и зачерпывали ложками расплывающиеся шарики в креманки. Холодильник тогда так и не поменяли.
Меня не покидало ощущение, что дедушка старается все контролировать. Но теперь я все чаще задаюсь таким вопросом. Как предвкушение еды может быть увлекательней самого процесса ее поглощения, может быть, так его больше зачаровывало само исследование, чем итоговый результат. Если бы дедушка был вязальщиком, он бы чертовски хорошо вязал контрольные образцы. Термин «контрольный образец» восходит к 1600-м годам, тогда он обозначал лоскуток ткани, который прилагался к целой партии, которую отправляли в красильню.
Сейчас же контрольный образец – это маленький кусочек вязаного полотна, который вяжут в качестве пробника. Мы вяжем образцы для практики, как музыканты практикуют гаммы, чтобы пальцы стали проворными, а техника совершенствовалась. Чем больше вы что-то делаете – неважно, играете гамму си-бемоль мажор или провязываете три петли вместе за заднюю стенку – тем проще это становится в результате.
Вязание образца – это вязальный эквивалент чтения нот с листа. Это то самое первое прочтение, когда мы знакомимся с новым произведением и разбираемся, как его играть. Ответ получается неожиданно в виде числа, называемого коэффициентом плотности. Коэффициент плотности для вязания – это как масштаб для карты – совершенно необходимая вещь, если вы планируете проехать определенное расстояние. Коэффициент плотности рассчитывается из количества петель, необходимых для полотна определенного размера при вязании спицами конкретного размера. Это начало рецепта, чтобы помочь вам преобразовать то, что вы видите, в то, что вы делаете, вязальная версия столовой ложки, мерного стаканчика и термометра для духовки. В мире, где все изготовлено вручную, образец плотности указывает нам правильную сторону света, чтобы мы не заблудились.
Чем меньше коэффициент плотности, тем крупнее будет каждая петля, тем меньше петель до конца проекта, тем меньше пряжи потребуется и тем быстрее вы достигнете пункта назначения. Чем больше коэффициент – тем мельче будут петли, тем больше петель понадобится, тем больше пряжи, тем больше времени. Такие крошечные петельки – это неопытные водители, что садятся за руль только в выходные. Неспешным ходом далеко не уедешь, но хоть время приятно проведешь.
Коэффициент плотности еще и ограничитель скорости. Вот вам дано число, и велено следовать этому числу, чтобы использовать все возможности пряжи в полной мере. Тонкие нити могут проходить повороты со скоростью, недоступной для объемной пряжи, как маленькие катера, обходящие нефтяной танкер.
Для каждой пряжи есть идеальный диапазон, и практически всегда он указан на ярлыке.
Есть и осторожные водители, те самые, что накрепко вцепляются в руль обеими руками и всегда-всегда соблюдают правила. Их взгляд мечется туда-сюда, между дорогой и спидометром, нога жмет то на тормоз, то на газ, чтобы поддерживать точную скорость. Пассажирам в такой машине не очень весело.
Беззаботные вязальщицы – вольные пташки, особенно новички. Они просто упиваются тем, что сидят за рулем, и, впервые ощутив, как ветер развевает петельки, частенько напрочь забывают о скорости. Счастливчиков спасает широкая пустая дорога, большой и неприхотливый автомобиль, ангел-хранитель, если тому удается вовремя привлечь их внимание. Вот потому-то многие из нас начинают с шарфа, скромного прямоугольника, оборудованного страховочными колесиками и дополнительными подушками безопасности, чтобы без проблем вывести по курсу, пока мы не намотаем еще пару-тройку километров.
