У первых вязальщиц не было ярлыков от пряжи в качестве руководства, не было и коэффициента плотности вязания или распечатанной схемы. Спицы давали им в руки в таком юном возрасте, что у них развивался своего рода инстинкт. Он говорил им, как сдвинуть с места вязание, как быстро проходить повороты, когда нужно замедлиться, как поменять нить после разрыва. Им даже не приходилось думать, руки сами знали, как поправить полотно, чтобы получить именно тот результат, который был задуман. Они могли измерять и высчитывать, просто делая пометки на листе бумаги, пока не получалось подобие схемы свитера. Они не полагались на чужие указатели или цифры, а результаты были потрясающими.
Сегодня же мы полностью зависим от чужих инструкций – мы позволяем iPad’ам управлять нами, мы работаем с рецептами и пособиями, написанными кем-то другим. В вязальном мире того «чужого» образец плотности вязания становится решающим и жизненно важным обязательством. Это сверка часов перед важным заданием, нерушимый договор между лидером и последователем. «Если вы поедете по этой дороге именно с такой скоростью, – гласит он, – вы приедете в Пеорию в 11:37 утра, как и я». Пеория – это свитер, который идеально садится по фигуре.
Можно многое рассказать о людях по тому, как они смотрят на вязание контрольных образцов. Для завзятой вязальщицы образец плотности – это мама, которая кричит: «Вернись и возьми плащ, вдруг пойдет дождь!», когда вы уже на полпути к калитке. Хотите начать вязать этот великолепный новый свитер прямо сейчас, но инструкции гласит, что нужно сесть и потратить время на вязание квадратика? Вязание контрольных образцов – это прививка от болезни, чистка зубной нитью на ночь, контрольная колоноскопия в шестьдесят. Не очень сексуально, но зато важно и нужно.
Некоторые послушно садятся и вяжут квадратик. Но есть и такие, кто все же улепетывает из дома так, что пятки сверкают, и тайком выходит замуж, отдав руку и сердце петелькам нового проекта, даже не удосужившись познакомиться с пряжей поближе. Она гладкая или ершистая? Она пухленькая и пышненькая? Она любит кофе или чай по утрам? «Да кто знает? – кричат они. – Разберусь, когда доберусь». А еще больше вязальщиц все-таки ходят на пару свиданий, игнорируют знаки и приметы и все равно выходят замуж не за ту пряжу, убежденные, что уж они-то смогут ее изменить. Иногда это и правда получается, но чаще – нет. Моя работа сделала из меня серийную маньячку по вязанию пробников, я не могу сдаться и зажить тихой семейной жизнью. Каждую неделю я знакомлюсь с новой пряжей. Я часто влюбляюсь и думаю, что вот оно – то самое. Я планирую остепениться. Я уже выбираю фарфоровый сервиз, я наклеиваю обои в детскую. Но часики тикают, и вскоре новая пряжа стучится в дверь.
Я вяжу пробный образец из профессионального любопытства, я составляю отчет, и вот вскоре я снова влюблена. Это выматывает.
Но есть еще и третья причина вязать пробники. Не для практики, и не для того, чтобы определить плотность вязания, а по той самой причине, которую затронул Пабло Казальс в своей цитате: выход за рамки. Это спокойное медитативное действие выполнения одной петли за другой, не связанное узами конкретной цели или сроков. В трансцендентном вязании само путешествие важнее конечной цели.
Это контрольный образец Пола Теру
[94] в его книге «Старый патагонский экспресс», где все повествование сосредоточено не на том, что он видел в Патагонии, а на том, как он туда добирался. Вязать, чтобы быть вне рамок и границ, – это вывести пряжу на прогулку ранним утром, выполнять петли только по памяти, воздавать должное слабым вибрациям нити, скользящей по спице. Словно вы следуете ежедневному утреннему распорядку Пабло Казальса, воплощенному в одном прекрасном клубке пряжи.
Недалеко от моего дома, прямо за холмом, есть большой пресноводный пруд, и, возможно, это лучшее место на земле. Еще детьми мы с братьями учились там плавать, и этот пруд – немалая часть того, что заманило меня обратно в Мэн после стольких лет в Сан-Франциско. Летом я люблю заплыть за самые дальние буйки и там остановиться. Мои руки и ноги медленно двигаются, поддерживая меня на плаву в мягкой воде. «Рабочая» часть моего разума благополучно занята своей привычной задачей, остальной же разум – та самая часть, что отвечает за мечты и решение проблем, – свободен и берет руководство на себя. Я здесь не для того, чтобы сжигать калории или поднять пульс, я ни с кем не соревнуюсь. Я в воде, чтобы быть в воде, пройтись по своим мыслям, и все. Иногда, если быть совершенно неподвижной, можно услышать пение диких птиц.
Вот что такое трансцендентное вязание образцов. Скованный рамками привычных и предсказуемых физических движений, наш разум высвобождается, чтобы взмывать все выше, выше и выше в небеса. А если вдруг течение унесет нас слишком далеко, спущенная или затянутая петля вытянет нас опять в настоящее. Перед новым полетом мы сосредоточимся и исправим проблему. Человеку со стороны может показаться, будто я работаю над скромным квадратиком, но мой разум вяжет огромные одеяла, изысканные водолазки, идеально сидящие по фигуре кардиганы. Я инсценирую целые спектакли, расставляю по полочкам свои проблемы, путешествую к далеким местам, хотя единственный палец, которым я шевелю, – это тот, что выполняет каждую новую петлю.
Всякий раз, когда Казальс проходил через физические движения привычной прогулки и прелюдии Баха, его ум и дух были свободны блуждать – и плоды этих странствий становились основой его дня. Мой дедушка не вязал, не очень-то хорошо плавал и не смог бы сыграть на виолончели, даже если бы от этого зависела его жизнь. И, конечно же, он не выходил на прогулку каждое утро. Но он слушал Баха каждый день и исследовал все, к чему прикасался. Я вяжу образцы каждый день, и да, тоже исследую все, к чему прикасаются мои пальцы. В детстве дед меня разочаровывал, но, может быть, я больше похожа на него, чем сама могла бы себе представить. Наши жизни явно пошли разными путями, но, мне кажется, мы нашли похожие способы прикоснуться к этому миру.
Сброшенная петля
Каждый четверг на протяжении последних восьми или около того лет, по утрам я встречаюсь за чашечкой кофе со своей подругой Пэм. Иногда у нас получается встретиться, иногда – нет, пятьдесят на пятьдесят, но каждую неделю мы упорно не оставляем попыток увидеться. Я привыкла сидеть и терпеливо ждать, достав вязание, чтобы не заскучать. В конечном счете меня прерывал либо ее знакомый голос, либо осознание того, что меня снова продинамили.
Иногда, но редко, по стечению жизненных обстоятельств, именно я не прихожу на встречу. А иногда мы даже списываемся заранее по электронной почте, официально внося нашу кофейную встречу в расписание. Не, ну вот сейчас уж точно встретимся. «Да, до встречи, – говорим мы. – Ровно в девять тридцать». Но нет, не судьба.
