Если вы сможете достичь этого состояния, пусть даже на краткий миг, оно преобразит вас – обещаю.
Ключ, по крайней мере для меня, был в том, чтобы отпустить. Отпустить того, кем, по моему мнению, я должен быть. И кем, по мнению других, я должен быть.
Отпустить эго, отпустить привязанности. И когда я это делаю, появляется настоящий я, намного лучше, чем Камаль, которого я проецировал в мир. В этой уязвимости есть сила, которую невозможно описать, ее можно только испытать.
Так ли я поступаю каждый миг? Нет. Но я чертовски уверен, что работаю над этим.
Сотни лет назад один римский поэт писал: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо»
[6]. Я верю, что это правда. Так что если любовь к себе возможна для одного человека, то возможна и для любого другого. Путь может быть другим, но цель у всех нас одна. Просто нужно быть открытым для любви к себе. Как только мы это сделаем, жизнь сама позаботится о следующих шагах. А нам останется лишь наблюдать, как мир танцует вокруг нас свой танец. И это настоящее волшебство.
Капитуляция
Однажды я спросил монаха, как он обрел покой.
«Я говорю “да” всему, что происходит», – ответил тот.
До того, как я заболел, последним, что хотел сказать мой западный ум, было «да». Я был одержим своим бизнесом, мечтой продать его, заработать достаточно денег, чтобы никогда больше не работать. Вы можете утверждать, что одержимость питает инновации. Возможно, это правда. Но довольно часто за одержимостью стоит страх.
Во мне было много страха. Страха, что могут подумать обо мне люди. Страха подвести сотрудников и инвесторов. Страха не справиться и того, что поражение будет значить для меня.
Я использовал страх как энергию, двигаясь вперед, стремясь к успеху, не обращая внимания на свое тело и реальность вокруг с ее естественными законами. И заплатил за это.
Часто платой за отсутствие в настоящем становится боль.
Теперь я понимаю, что имел в виду монах. Это капитуляция перед тем, что есть сейчас, перед моментом. Всякий раз, когда я замечаю страх в своем сознании, вместо того чтобы отодвинуть его в сторону или использовать в качестве топлива, я говорю себе: «Все в порядке». Мягкое «да» самому себе. И моменту.
Часто этого бывает достаточно, чтобы страх отступил. После этого я перехожу к мысли о любви к себе.
Обладая этим знанием сегодня, я понял, что мог бы построить отличную компанию, иметь прекрасные отношения, заботиться о своем здоровье и обратиться к своей подруге, прежде чем та умрет, и сказать ей, как сильно я ее любил. Я мог бы сделать все это из мягкости, из любви к себе. А не из страха.
Но я не могу стереть прошлое, только учиться на нем. Это нормально. Применение того, что я знаю, делает настоящее и будущее прекрасным местом.
Плыть по течению
Когда я пишу это, я, наверное, в самом худшем состоянии за последнее время. Сейчас не так плохо, как в тот ужасный период, когда я потерял все, но действительность, прямо скажем, не сверкает. Дело в том, что если жизнь просто работает какое-то время, вы привыкаете к ней и думаете, что так оно и будет продолжаться. Когда что-то хреново, когда вы глубоко погружены в кризис, кажется, что все будет хреново вечно. Вы не можете представить себе выход. А когда все хорошо, вы живете так, словно хорошо было всегда.
Итак, я спрашиваю себя, если бы мне пришлось заглянуть глубже, почему я подавлен, почему реальность больше не является волшебством? Ответ: я ленив. Когда я был болен, то сосредотачивал свой ум с силой отчаяния. Но по мере того, как жизнь становилась лучше, а позже превратилась в страну чудес, я начал плыть по течению. Позволил уму дрейфовать без практики. Шли дни, недели без медитации. Мне казалось, что любовь к себе глубоко укоренилась в моем сознании и образе жизни, поэтому я перестал работать в этом направлении.
После того как вы испытали подобное и знаете, что повседневное волшебство возможно, то должны делать все, что в ваших силах, чтобы так оно было и дальше. Я сейчас нахожусь в точке, когда повторяю цикл «я люблю себя», и это кажется странным.
Я ловлю себя на том, что ищу менее сильное слово, чем любовь. То, что будет ощущаться правильным. Но если любовь неправильна, то ничто не может быть правильным.
Ирония в том, что именно я поделился этой истиной с друзьями. «Любите себя, – сказал я им, – посмотрите, что это сделало со мной. Это работает, это в самом деле работает». Все верно. Но кому нужен финансовый совет от человека, который едва сводит концы с концами?
Поэтому я задаю себе вопрос: «Если бы я любил себя глубоко и искренне, что бы я сделал?» Мне нравится этот вопрос. В нем нет угрозы, нет верного или неверного ответа – только приглашение к поиску истины. Ответ прост: «Я бы посвятил себя практике». И я бы также поделился еще одним инсайтом: не позволяйте себе расслабиться, когда все идет отлично. Легко желать здоровья, когда вы больны и прекрасно понимаете, как оно важно. Поэтому, даже если все хорошо, вам нужна такая же бдительность, как и в темные времена.
Честно говоря, это меня немного пугает. Выбраться из помойки и добиться того, чтобы жизнь заработала, – это здорово. Но если жизнь и так работает, а я продолжаю практику, то как все сложится? Смогу ли я справиться с тем, что будет в этом случае? Это сильный трюк, который проворачивает беспокойный ум. Поэтому я возвращаюсь к вопросу: «Если бы я любил себя, искренне и глубоко, что бы я сделал?» Ответ приходит легко: я бы взлетел. Взлетел так высоко, как это только возможно.
А потом еще выше.
Сейчас, с вашего позволения, я возвращаюсь к медитации.
Вера
Побочным эффектом безграничной любви к себе было то, что она начала вытеснять старые убеждения, о существовании которых я даже не подозревал. За кофе с другом или чтением книги у меня появлялись проблески осознания самого себя. Они были такими ясными. Как будто моя жизнь была колодой карт – и на каждой карте была изображена ситуация, которую я пережил. Все они падали на меня, переворачивались, и единственной мыслью было: «О Боже, все это имеет смысл».
Вот один пример. Я всегда знал, что личностный рост важен для меня. Если я не чувствую, что развиваюсь, то начинаю дрейфовать и в итоге впадаю в депрессию. Но чего я не знал, пока практика любви к себе не открыла мне глаза, так это того, что настоящий рост приходит через напряженные, трудные и требующие превозмогания ситуации.
Сразу стало ясно, откуда это взялось. В первый раз я почувствовал, что вырос, что стал лучше, в учебном лагере пехоты США. Было ли это интенсивно? Да. Было ли это трудно? Да. Требовалось ли превозмогать себя? Каждый день. Было это радостным и счастливым? Ни в коем разе. Столетиями военные протоколы разрабатывались так, чтобы вызывать несчастье. Но это то, что я всегда рассматривал как определяющий опыт. И я им горжусь. Я пришел туда неуверенным в себе восемнадцатилеткой. А вышел, зная, что справлюсь со всем, что мне предстоит. Это был рост.
