По прошествии четырех-пяти дней моего пребывания в доме адмирала мосена Суареса кардинал прислал за мной и сказал, чтобы я отправился отслушать мессу с королем, и что тот даст мне необходимое для дороги в Вавилон, и чтобы я отобедал с ним. После мессы король отошел в сторону вместе с кардиналом, своей тетей и несколькими людьми из своего совета, и кардинал сказал мне от имени короля, что, поскольку ему известно, что я хочу отправиться в Вавилон и на гору Синай, и так как королю необходимо направить посла по своим делам к султану, то он просит меня, чтобы я принял это на себя, и что этим я окажу ему большую услугу. Я хорошо знал, что кардинал устроил это таким образом, чтобы выполнить то, что мне нужно, — и ответил, что очень рад служить ему, ибо он король, и христианин, и француз по рождению. Король приказал мне отобедать там с ним и кардиналом и отдал приказ о моем отправлении. Я отправился в /72/ порт Баффу, где по приказу короля меня разместили в деревне на вершине горы, здоровом месте, из-за большой вредности [климата] Баффы, и остановился я в доме Диего Тенорио, кастильского эскудеро, и мне было очень приятно с ним. Через три дня в гавань Баффы прибыл корабль в восемнадцать скамей, который должен был меня отвести, и на нем был толмач короля, отправляющийся со мной, много съестных припасов, таких как у короля во дворце, и распоряжения о том, какие дела я должен вести с султаном.
На второй день мы отплыли и находились в море одиннадцать дней, иногда нам сопутствовал хороший ветер. Наконец мы прибыли в порт Дамиетты, где река Нил, берущая исток в земном раю, впадает в Средиземное море, и там мы поднялись по реке до города Дамиетта, что в полутора милях, который размерами примерно с Саламанку
[189], изобилует хлебом, виноградом и всякими плодами, а особенно сахаром. Город на ровном месте, без стен и замка, чрезмерно жаркий, с очень прохладными домами и с таким количеством ласок на улицах и в домах, что их больше, чем у нас в тех местах, где много мышей
[190]. Там я впервые видел голубей, которые носят письма на перьях хвоста
[191]; это делается так: их привозят из места, где они выросли, /73/ в другое, привязывают им письмо, отпускают, и они возвращаются в свое место; это нужно, чтобы быстро узнавать известия о людях, приходящих по суше или по морю, чтобы они не застали их врасплох, ибо живут они без крепости и стен. Как только я приехал, меня отвели к аделантадо, которому я сказал, что направляюсь к султану и чтобы он приказал дать мне корабль, чтобы мне плыть, потому что на моем нельзя плавать в пресных водах. Он велел поселить меня у себя дома, до тех пор пока меня не известят. Когда я был там, пришло несколько мавров, утверждавших, что я каталонец, что меня видели обедающим с сеньором Канделора и что они берутся это доказать; они привели двух благородных турок, бывших там, чтобы они сказали правду, и пришли они ко мне, увидели меня и сказали, что мавры лгут. Я спросил, что бы было со мной, если бы турки сказали другое? Сказали, что я был бы убит, ибо все, что говорят турки, считается истиной.
Из этого места вывозится больше фиников, нежели из любой другой части мира. Протекающая здесь река Нил — один из двух рукавов, на которые река разделяется в одном дне пути от Вавилона, — в сентябре, когда я был там, начинает прибывать
[192] и наполняет всю землю, с наводнением много морских рыб проникает в реку и плавает /74/ даже у домов; а поскольку из-за сильной жары ворота большинства домов выходят к реке, чтобы получать воду, порой большие рыбы заплывают в эти ворота и застревают на мелководье, где их и убивают. В этой реке есть твари, живущие в воде, которые называются крокодилами. Когда они в воде, нет ни человека, ни животного, которые, будучи пойманы ими, избежали бы смерти. Говорят, что они скрываются под воду от буйволов, и потому, так как в тех краях нет мостов, да и нельзя их построить из-за множества песка, когда нужно переправиться с одного берега на другой, бедные люди, которым пришлось бы иначе нанимать корабль, залезают на тех буйволов и уверенно пересекают реку вплавь безо всякой опасности. Эти твари имеют обыкновение вылезать из воды на расстояние в пять-шесть шагов, и когда печет солнце, они засыпают; охотящиеся же на них берут с собой древко копья с зазубренной стрелой на конце, которая сжимается, когда входит, но зацепляется в мясе, когда выдергиваешь древко; на конце стрелы привязана веревка в сто пятьдесят саженей или больше, и когда [охотник] подходит к твари, если ему удается ранить ее под боком, — а в другое место бесполезно, — то железо пронзает ее, ибо там у нее тонкая кожа; чувствуя рану, она кидается в воду, и ее держат на веревке, пока /75/ она не выдохнется, а потом вытаскивают ее на землю и таскают по городкам и местечкам, прося милостыню, как делает в Кастилии тот, кто убил волка. Выглядит этот ящер так: у самца и самки зубы сверху и снизу, и поэтому, говорят, когда они хватают что-нибудь, то не могут так быстро отпустить. Они убегают с суши из-за чего угодно, потому что она для них чужда. В этой реке я видел много этих тварей. Многие говорят, сам я не видел, что в этой же реке водятся и другие твари, ни много ни мало лошади, только пасть у них такая же широкая, как и морда, выходят они пастись рядом с водой, и там устраивают для них прикрытые ямы, как те, что в Кастилии называют волчьими, и убивают их там; эти ни в воде, ни вне ее не причиняют вреда. Вода в этой реке лучшая, какую я видел; прекрасно видно, что это вода из рая. Все время, что я там был, я пил только эту воду, хотя мог пить хорошее вино. В этом месте столько перепелов, что, как и в Кастилии, отдали бы Десяток за один мараведи
[193], а охотятся на них с легавыми, у которых их отбивают палками с двумя-тремя погремушками на конце.
