Здесь я отдыхал восемь дней; потом аделантадо распорядился дать мне, чтобы плыть в Вавилон, /76/ корабль, называемый джерма, который такой же длинный, как большая галея, и с каютами по всей длине от одного края до другого для размещения [пассажиров], плоский снизу, чтобы плавать по мелководью; они возят тяжелые грузы, парус у них такой высокий, как у каракки, но узкий и треугольный, как у галеи; часто случается, когда вода в реке прибывает, плыть под парусом и на веслах, не двигаясь ни на шаг вперед, если не находится какой-нибудь заводи, или высаживают людей на землю, чтобы тянуть корабль на длинных веревках; всегда возят с собой три барабана, один на носу, один в середине, один на корме, чтобы распугивать упомянутых крокодилов; никто не отваживается черпать рукой воду из реки, но привязывают сосуд к тесту и так достают воду. С моего отъезда из Дамиетты мы продолжали путь вверх по реке, которая с обеих сторон была окружена деревнями, теснившимися к воде. Мы проплыли место, где разделяются два рукава, тот, по которому плыл я, и другой, протекающий недалеко от Александрии. Есть в Вавилоне такой род людей, которые обривают себе голову, бороду, брови, ресницы и ведут себя, как сумасшедшие, говоря, что это святость и что ради служения Богу презрели они /77/ мир и его великолепие, и именно это они сбрили с себя; некоторые из них носят рога, другие вываливаются в меду и в перьях, другие ходят с копьями и повешенными на них светильниками с горящим пламенем, другие с луками, положив стрелу на тетиву, или еще как-нибудь в том же духе, говоря, что они преследуют христиан; этих мавры очень уважают. И однажды я встретил целую толпу их и спросил, куда они идут, и сказали они мне, что хотят кинуться в огонь с собаками-христианами и посмотреть, кто сгорит. На этом острове, о котором я говорил, у Александрии, выращивают много льна и ткут прекрасный холст. И оттуда, продолжая наш путь, мы через семь дней прибыли в Вавилон, высадились в порту, где находится хлебный рынок, куда съезжаются христиане, вытащили все из нашего корабля и в тот день отдыхали в тамошней гостинице. На следующий день я велел нанять хорошо снаряженных ослов, с седлами и удилами, очень ходких, и человека, который отвел бы нас к дому главного толмача султана, и пришлось нам идти с рассвета до полудня до его дома. Приехав к нему, я передал ему письма и приветствия короля Кипра и более двухсот дукатов, которые посылал ему король, /78/ ибо отец наказал ему Делать так всю жизнь, за службу, которую [толмач] нес ему в тюрьме. Он принял нас очень хорошо и поселил в своем доме.
Пробыл я там два дня, прежде чем увидел султана, и в эти два дня толмач беседовал со мною обо многих вещах. Спросив меня, откуда я, и узнав от меня, что я кастилец родом из Севильи, он очень обрадовался, потому что он тоже был из Севильи, мальчиком привезен в Иерусалим вместе с отцом, иудеем; отец умер, а он обратился в мавра; раньше его звали Хаим, а теперь Саим. Он хотел узнать обо мне, кто я и как приехал, и я не скрыл от него ничего из моей истории, чтобы воспользоваться его дружбой и советами, как я и поступил. Он так хорошо принимал меня в своем доме, разрешая мне ходить к его женам и детям, как будто я был его собственным сыном, и говорил мне, что это высшая честь, которую он может мне оказать, и что я и вправду из его народа, раз его дети так меня любят. Этому человеку, Должно быть, было около девяноста лет, но он не прекращал плодить потомство, и даже, когда я там был, одна из его жен родила ему сына. У него было четыре жены-христианки из тех, которых покупают на Великом море, ибо /79/ для них [принявших ислам] большое бесчестье жениться на урожденной мавританке. В эти три дня до встречи с султаном, пока я пробыл с толмачом, он показал мне множество вещей, да каких, так что было бы долго это описывать.
На третий день он взял у меня письма, которые я вез султану, отвез их и показал; они советовались об ответе, и к ночи он привез мне те же письма запечатанными и сказал, что, поскольку я его соотечественник, он хотел бы предупредить меня, что султан уже видел эти письма, а у них считается унизительным не давать ответ сразу же, и поэтому принято заранее просматривать [письма], а что я должен излагать дело так, чтобы не дать понять, что я был предупрежден об этом. На другой день он приказал подготовить животных для меня и моих слуг, и когда взошло солнце, мы отправились во дворец султана; и пока мы ехали, все время ели и пили по дороге, ибо много людей ходит с переносными жаровнями за спиной, готовя еду, иные продают фрукты, иные продают воду, иные — какие-нибудь другие вещи. Мы достигли главной мечети, радующей глаз постройки, но в христианских землях я видел много лучше; потом мы выехали на большую площадь, где находилось много всадников и было разбито несколько шатров, говорят, также и за городом было множество людей на /80/ лошадях, потому что это был день присяги, которую дают султану; и если я не говорю о числе людей, как конных, так и пеших, то для того, чтобы не говорить вещей, в которые трудно поверить, хотя в действительности в этих краях говоришь и веришь во что угодно. Мы подъехали к воротам султанского дворца, оставили там животных и поднялись по ступеням к дверям; дворец этот величиной будет, пожалуй, с Вильяреаль. Идя по улицам [дворцового комплекса], я видел множество людей с одной и другой стороны, и сказали мне, что это мамлюки, которых здесь называем мы отступниками и ренегадо
[194]. Этих людей великое множество, султан велит покупать их на свои деньги на Великом море и во всех областях, где продаются христиане; когда их привозят туда, обращают в мавров и обучают их искусству верховой езды и стрельбы из лука; главный альфаки экзаменует их в этом, им назначают жалование и довольствие и посылают в город. Нельзя быть ни султаном, ни адмиралом, ни получить какие-либо почести или службу, если ты не из этих ренегадо
[195], даже на лошади не может ездить верхом мавр по рождению, иначе его казнят за это. Эти [люди] получают все почести кабальеро, их дети несколько меньше, внуки еще меньше, а дальше /81/ становятся они урожденными маврами, и это для того, чтобы усилить религию, и потому его [Султана] называют приумножателем закона Мохаммеда. Женщины не имеют такого права, но раньше мавр брал христианку без приданого охотнее, чем мавританку, будь она даже с хорошим приданым, в особенности если он мавр по рождению.
