Все еще следуя по тем улицам, мы достигли больших ворот, которые были закрыты, и нам открыли их, и вошли мы внутрь и оказались на большой площади, полной кабальеро, выстроенных вдоль стен, и открыли нам оттуда другую дверь, и вошли мы в большую комнату, где были выстроены кабальеро в таком же точно порядке. Потом открыли нам другую дверь, и там была другая зала, где все было точно так же, только были там негры с дубинками в руках; главный толмач велел оставаться мне там с моими [людьми], пока он не вернется за мной. В скором времени он вернулся и провел меня через дверь на большую площадь, где было много кабальеро, выстроенных упомянутым способом, а в центре площади стоял большой роскошный шатер с возвышениями, где должен был обедать султан и ему должны были приносить присягу. Рядом был сооружен навес с высокой трибуной и троном, где султан должен был сойти с коня. /82/ Главный толмач сказал мне, чтобы я ожидал в середине той площади, и что султан выедет и проедет рядом с ним, и чтобы я никак не приветствовал его, потому что это принято у них из презрения к христианам. И вот, когда я стоял там, открылись ворота и выехал султан на коне, а перед ним его сын, пешком, с двумястами кабальеро, и проехал он рядом со мной и воссел на упомянутый трон. Несколько дней назад султан приказал выпустить из тюрьмы сына и наследника султанского казначея, у которого было огромное богатство — золото, а также жемчуга, каменья и другие драгоценности. Ради этого праздника, чтобы услужить султану и вернуться к нему в милость, [казначей] прислал ему коня вороной с рыжеватым отливом масти, подкованного золотом, с уздечкой и седлом, также отделанными золотом, а на передней седельной луке — балах, который весил, как говорят, полтора египетских фунта
[196] и казался величиной со средний апельсин, а на задней луке — три балаха величиной с куриное яйцо, а также турецкую саблю, которая стоила большую сумму золотом. Одеяние султана было из белой камчи с дорогими жемчугами по краю.
Главный толмач подошел ко мне и сказал, чтобы я сделал вид, что целую землю, перед тем как /83/ подойти к султану; взял у меня письма, приложил их мне к голове и устам в знак приветствия и вручил султану. И хотя письма были на других языках, он прочитал их по-турецки, потому что пред лицом султана и при дворе его говорят только на этом языке. Говорят, что стало так после принятия закона Мохаммеда Турком, произошедшего недавно
[197], и что ради оказания ему чести делается эта церемония. Султан спросил меня о короле Кипра, кардинале, его дяде, о мосене Суаресе и о некоторых других людях королевства, и когда я ответил, сказал мне, что ему угодно выполнить то, с чем я приехал, а именно: король послал [меня] просить, чтобы не посылал [султан] тех мамлюков, которых он имел обыкновение ежегодно присылать за данью, потому что они очень дорого обходятся [королю], и что он пришлет [дань] в течение четырех месяцев; другое, чтобы он принял [дань] камлотами по цене, сколько они стоят в Вавилоне; другое, чтобы он разрешил ему продавать свою соль, что приносит большой доход, во всей Сирии без уплаты пошлин. И все было сделано. Потом султан велел, чтобы меня хорошо разместили и дали все необходимое, и так и было сделано. В этот день султан передал мне одеяние, которое он обычно дарит королю Кипра в знак его вассальной зависимости, которая была из оливково-зеленой и красной ткани с золотой отделкой /84/ и горностаевым подбоем. Потом султан сошел с того трона в шатер, там ему принесли присягу и устроили обед; там я распрощался с ним в тот день. Тут вошла сотня человек, неся на плечах мавра, и положили его на землю, раздели и дали ему двести ударов розгами по животу и спине; говорят, что все уголовные наказания вершатся пред глазами султана. Мы возвращались через те же места и не обнаружили никого из тех, кого мы видели по дороге туда, кроме негров; и спустившись на большую площадь, мы сели верхом на наших животных и не обнаружили на той площади ни всадников, ни шатров, но лишь бедняков, просеивающих песок через сито; я спросил, что это; мне ответили, что это люди, ищущие, не попадется ли им случайно какая-нибудь вещь, которую уронил на землю кто-нибудь из множества людей, бывших здесь; весь этот день до заката мы добирались домой. На следующий день мы отдыхали, я распорядился отослать решение султана королю Кипра на том корабле, который оставался в Дамиетте, и чтобы вернулись за мной через два месяца, в течение которых я намеревался отправиться в св. Екатерину на горе Синай. /85/
Отослав решение королю Кипра, я пробыл в Вавилоне около месяца, увидев множество вещей, весьма удивительных, в особенности для нас; мне действительно очень повезло в том, что у меня был такой проводник, как главный толмач, которому было очень приятно помогать мне в том, чего я желал. В один из дней мы выехали на рассвете и отправились в Маферию, место, где делается бальзам
[198], примерно в одной лиге от города, и пришлось нам ехать вплоть до полудня на весьма выносливых животных, а жилище наше расположено, говорят, в центре города, так что можно сообразить, каков размер города в поперечнике. Маферия — это обширные плантации, окруженные стеной, и среди них есть сад в шестьдесят-семьдесят квадратных шагов
[199], где родится бальзам; он похож на двухлетнюю виноградную лозу, а срезают его в октябре. И приезжает туда султан с великими церемониями, чтобы собирать сок, и говорят, что так мало его, что не наберется и пол-асумбре
[200], если измерять по-нашему. Потом берут те ветки, варят их в масле и развозят их по всему миру, говоря, что это бальзам. Закончив Добывание бальзама, сейчас же вскапывают землю, берут кусочки тех обработанных веток, втыкают /86/ их в землю и поливают водой [из источника], который создала наша Владычица Дева Мария, когда бежала со своим сыном в Египет (место великого поклонения Для нас, христиан!), и, будучи политыми той водой, они на другой день уже укореняются. Много раз пытались поливать те корни водой из Нила или какой-нибудь другой, но тогда они высыхали. У выхода из садов находится огромная смоковница, на которой растут фараоновы фиги, красного цвета
[201]. В стволе ее устроена как бы маленькая часовня: говорят, что ствол открылся, и там спрятались наша Владычица и ее сын, когда хотели схватить их. На обратном пути в Вавилон мы ехали по берегу Нила, где много садов и прекрасных домов кабальеро, и ехали мы домой весь тот день до полуночи. На Другой день мы ездили смотреть житницы Иосифа, которые находятся в пустыне, в трех лигах пути с той стороны реки; говорят, что в глубине [пустыни] их больше, но оттуда видно только три, две больших и одна поменьше, сделанные в форме бриллианта с очень острой верхней точкой; в высоту они, пожалуй, выше главной башни Севильи
[202]. Когда через дверь входишь /87/ внутрь, то идешь между двумя стенами, по узкой круговой лестнице, ведущей к вершине, и там везде много окон; а когда поднимаются нагруженные животные, то их разгружают через эти окна, наполняя таким образом эти житницы доверху. По правде говоря, не думаю, что есть где-нибудь в мире здание такой же величины, сам я такого не видел.
