Почему же Тафур решил описать свои путешествия через столько лет и при этом в такие сжатые сроки? «Без сомнения, наряду с ностальгией по сильным ощущениям молодости, он был движим сильным впечатлением от падения Константинополя, того Константинополя, откуда он вел свое происхождение (с. 143). Тафур думал, что христиане могли и должны были сделать больше для защиты Константинополя (с. 168). Он с таким энтузиазмом вспоминал посещение двора герцога Бургундского в Брюсселе (с. 245-250). не в последнюю очередь потому, что этот герцог был одним из немногих христианских князей, готовых предпринять что-нибудь против турок», — пишет Ф. Мерегалли, упоминая замысел нового крестового похода, послуживший поводом для торжества в Лилле в 1454 г.
[12]. В таком контексте различные сведения, и в первую очередь подробные военные, собранные Тафуром, могли найти применение; автор мог намекать придворным Хуана II на свою пригодность, например в качестве дипломата. Недаром он не преувеличивает силы турок и отмечает много слабых сторон их военной организации (с. 184)
[13]. Думаю, что цель книги была более широкой — вообще напомнить о себе при дворе. Тафур в своей книге бескомпромиссно отстаивает права и привилегии знати; представляется логичным предположить, что при такой идеологической позиции он вряд ли мог находиться в отношениях с Альваро де Луна, может быть, принадлежал к стану его врагов. Падение Константинополя, совпавшее с падением всесильного фаворита, могло показаться Тафуру хорошим моментом, чтобы напомнить о себе при дворе. В этом контексте становятся понятнее навязчивые упоминания и о близости и преданности королю, и о практической пользе знания мира, и о важности знати и ее ценностей для государства. Если же учитывать его благородный и незлопамятный характер — а он в своей книге практически нигде и ни о ком не говорит плохого, — окажется понятным, почему он решил вообще не вспоминать об Альваро Де Луна и воздержаться от прямого порицания того, кого он скорее всего имел в виду, говоря о «врагах всего благородного» (с. 2).
Где ныне король Дон Хуан?
Инфанты из Арагона
Куда пропали?
Где рыцарей гордый сан,
Умы, что во время оно
Так блистали?
А коннетабль со званьем
Магистра, что королем
Так прославлен?
Его обойдем молчаньем
И только скажем о нем.
Что обезглавлен.
Шитье, наряды, плюмажи.
Игры, турниры, забавы
Храбрецов —
Иль были только миражи?
Только зеленые травы
Средь лугов.
В приведенных фрагментах «Строф, составленных доном Хорхе Манрике на смерть магистра Сантьяго дона Родриго Манрике, своего отца»
[14], как в капле воды отразился мир Перо Тафура, но уже как мир уходящий, даже ушедший, как мир, увиденный потомком издалека: их автор Хорхе Манрике (ок. 1440-1479), куртуазный кастильский поэт, оставшийся в памяти потомков как автор одного произведения, упомянутых выше «Строф», был на поколение младше Перо Тафура. Наверное, и путешественнику во время его достаточно долгой и спокойной старости нередко приходили на ум подобные мысли. О последнем периоде его жизни есть целый ряд документальных свидетельств, из которых можно заключить, что его книга не попала в свою «низменную» цель: автор не оказался нужным при дворе и доживал свой век в провинциальной Кордове.
Его имя появляется в различных кордовских документах по купле-продаже от 1460, 1469, 1476
[15] и 1477 гг. В течение 1479 г. оно неоднократно фигурирует и в актах аюнтамьенто (городского совета), членом которого был Тафур. От 1490 г. сохранилось завещание его законной супруги Хуаны Ороско, из которого следует, что Перо Тафур умер до 1485 г. Скорее всего его смерть может быть отнесена к 1480 г., ибо в этом году его имя перестает появляться в городских актах. Известно, что у него был сын Хуан, также член аюнтамьенто в 1479 г. Он не упомянут в завещании, и можно предположить, что к тому времени он уже умер, не оставив потомства. Тафура пережили три его дочери: Мария была замужем за Луисом де Ангуло, Майор — за Педро де Гонгора, а Элена, умершая около 1486 г., — за Педро де Меса. Майорат Тафура перешел к потомкам сестры Тафура Хуаны и ее мужа Фернандо Мехиа. То, что две из трех дочерей Тафура вышли замуж после смерти отца (а ему было не меньше 70 лет), говорит в пользу того, что Тафур женился на Хуане Ороско сравнительно поздно, а значит, она вряд ли была его первой женой. Этим может объясняться опущение имени Хуана Тафур в ее завещании — он мог быть не ее сыном. На роль его матери может претендовать Франсиска де Агуайо, которую называет женой Тафура А. де Моралес и Падилья. Интересно, что в завещании Хуаны Ороско упоминается некая Брианда Тафур, о степени родства которой с Перо Тафуром не говорится ни слова — в отличие от всех остальных упомянутых людей. Педро Тафур оставил ей 20 тыс. мараведи, на которые было куплено несколько домов, а Хуана Ороско оставляет ей в благодарность за некие «оказанные и оказываемые услуги» все движимое имущество (!), кроме «золота, серебра, наличных денег, моего платья из черной ткани и моего молитвенника». Р. Рамирес де Арельяно, опубликовавший завещание, предположил, что она могла быть незаконной дочерью Тафура
[16]. Не проливают ли свет на ее происхождение следующие слова из рассказа Тафура о его пребывании в Крыму: «Там я купил двух рабынь и одного раба, которые у меня сейчас в Кордове, и потомство их» (с. 162). Ведь generacion dellos может перевести и как «потомство от них».
ИДЕЯ И ПРАВДА КНИГИ
Я не продам за деньги мненья, / Без крайней нужды не солгу.
Н. А. Некрасов. Человек сороковых годов
Вопрос о достоверности книги Перо Тафура был главным, волновавшим ее исследователей. Но только в 1980-е гг. его стали рассматривать в контексте общего замысла книги, ее идейного и мировоззренческого содержания, а также жанровых особенностей. Книга Тафура, написанная через пятнадцать лет после путешествия, своеобразна по жанру. По сравнению с другими современными ей книгами путешествий, она отличается более сложной структурой. Построенная по дневниковому принципу, она не является дневником, и представленный в ней материал очевидно был подвергнут определенному отбору, обусловленному не только временной дистанцией, но и замыслом. Создание текста через пятнадцать лет после путешествия в сочетании с ярким авторским «я» позволило ряду исследователей говорить о «мемуарах» или, по крайней мере, чертах мемуарного жанра. В то же время ряд других черт сближает ее с получившим широчайше развитие именно в Испании жанром рыцарского романа («Амадис Галльский», известный с конца XV в., позже «Дон Кихот»). Тема странствующего рыцаря прямо заявлена в авторском предисловии; последнее представляет собой точное изложение основных идей автора, и, что удивительно, эти идеи действительно проводятся им на протяжении всего романа. Думаю, что подробный разбор тем книги, заявленных самим автором, станет лучшим способом осмысления ее построения.
