21 августа 1938 г. Вышинский сообщил Сталину и Молотову, что 8-го июня 1938 г. из Маньчжоу-Го в СССР в районе Благовещенска японцами была переброшена вооруженная группа лиц. Приставшие к Советскому берегу р. Амур группа была врасплох захвачена погранотрядом, не успев оказать сопротивления.
Эта группа, созданная по заданию японской разведки в составе 16 человек (11 маньчжур и 5 корейцев), в ночь на 8 июня была погружена на шаланду, которую нанял начальник снабжения Сахалинского военного гарнизона японец Сязай. Хозяин шаланды Чан-Бао-Бан и 12 человек команды согласились на их переброску, полагая получить обещанное высокое вознаграждение.
9-го июня на лодке через реку Амур переправился еще один участник этой группы Чен-Чжин-Шан, получивший от японской разведки задание поддержать версию, озвученную задержанными о переходе на территорию СССР с целью якобы скрыться от преследования за убийство японца.
Все задержанные сознались в переходе на территорию СССР с целью диверсий и шпионажа.
Вышинский считал целесообразным рассмотреть дело в открытом судебном заседании с применением к 17-ти бандитам и владельцу шаланды Чан-Бао-Нан высшей меры наказания — расстрела, а к команде шаланды — длительных сроков тюремного заключения
[309]. Политбюро ЦК ВКП(б) 25 августа 1938 г. согласилось с этим предложением
[310].
3 января 1939 г. Вышинский сообщил Сталину, что 21 октября 1938 г. на участке Кумарского погранотряда в 10 км от ближайшего населенного пункта села Сухотина, в таежной местности пограничным нарядом были задержаны 15 нарушителей границы, переправившихся на шаланде через реку Амур из Манчжурии. В числе задержанных — 5 человек полицейских из маньчжурского поселка Хунхутун и одна женщина. Остальные 9 человек составляли команду шаланды. У нарушителей было 5 лошадей с седлами, 5 боевых винтовок «Росса», 2 берданы Ижевского завода, 245 винтовочных патронов, 39 берданочных патронов, компас, бинокль и др.
Установлено, что пятеро полицейских: У-Чун-Юн, Вы-Юин-Хэ, Вы-Сун-Ня, Вы-Гуй-Чен, Вы-Топу-Лин и женщина Ман-Зе были специально подготовлены японской разведкой для сбора шпионских сведений на территории СССР. В частности, им предлагалось собрать сведения о расположенных на этом участке воинских частях, о населенных пунктах, о топографии местности.
Остальные 9 нарушителей во главе с владельцем шаланды Ен-Чин-Хуа выполняли роль переправщиков.
Предлагалось данное дело рассмотреть в закрытом заседании Военного Трибуната и приговорить: 6 человек: У-Чун-Юн, Вы-Юин-Хэ, Вы-Сун-Ня, Вы-Гуй-Чен, Вы-Тону-Лин, Ман-Зе и владельца шаланды Ен-Чин-Хуа — к расстрелу, команду шаланды — на длительные сроки лишения свободы. Шаланду конфисковать. Приговор опубликовать в местной печати
[311].
В дополнение к предыдущему письму 24 января 1939 г. Вышинский сообщил, что по его поручению военной прокуратурой 2-й отдельной Краснознаменной Армии была проведена специальная проверка всех следственных материалов этого дела. Первоначальные данные о принадлежности нарушивших границу полицейских к японской разведке, перебросившей эту группу на советскую территорию с заданиями шпионского характера, подтвердились. Осведомленность владельца шаланды и команды о намерениях переправленной группы следствием не доказана.
В связи с этим Вышинский полагал целесообразным разрешить вопрос о мерах наказания лишь в отношении задержанных шпионов, а определение мер наказания обвиняемым по этому делу — владельцу и команде шаланды предоставить на усмотрение суда
[312].
22 августа 1939 г. начальник УНКВД по Хабаровскому краю комиссар госбезопасности 3-го ранга И. Ф. Никишов сообщил в НКВД СССР о том, что в июле в районе 63-го погранотряда при нелегальном переходе границы были задержаны японские агенты: Трофимов Василий Андреевич, 1912 г. рождения, уроженец Еврейской автономной области, бежал в Маньчжурию в 1933 г.; Рогач Иван Ефимович, 1914 г. рождения, уроженец Харбина и Хижин Леонид Алексеевич, 1916 г. рождения, уроженец Благовещенска, родители которого в 1919 г. эмигрировали в Харбин, где Хижин и воспитывался.
Все сознались, что в апреле этого года были завербованы представителями японской военной миссии в Харбине. В составе диверсионно-террористической группы, переброшены на территорию СССР с заданиями: совершить теракт против командарма Штерна, организовывать крушения воинских поездов и т. д. У одного из террористов при задержании изъято оружие — револьвер-наган с боевыми патронами, 2 винтовки со 120 боевыми патронами. Руководителю группы Трофимову были даны три явки на нашей территории.
13 февраля 1940 года военным трибуналом 2-й Отдельной Краснознамённой армии Трофимов, Рогач и Хижин были приговорены к расстрелу. 12 июля 1940 года Военная коллегия Верховного суда СССР заменила Рогачу и Хижину высшую меру наказания 10 годами лишения свободы
[313].
Во время Великой Отечественной войны Дальневосточная резидентура НГКБ СССР докладывала полученную информацию советскому руководству, которая имела большое значение, так как давала возможность с учетом ситуации на Западном фронте своевременно предпринимать соответствующие контрмеры в Дальневосточном регионе Советского Союза. Так, УНКГБ по Хабаровскому краю сообщало о фактах проведения боевой подготовки и разведывательной работы со стороны администрации и рабочих японских рыболовных участков, расположенных на территории края. На рыбозаводах японцы систематически проводили строевую подготовку личного состава рабочих. В нее входили: перебежка, самоокапывание, прикладная гимнастика, сбор по тревоге и отработка приемов штыкового боя с использованием бутафорского оружия.
По сообщению Нижнеамурского областного управления НКГБ, японцы проявляли усиленный интерес к подразделениям пограничных войск, расположенным в районе арендуемых ими рыболовных участков на Охотском побережье. Расспрашивали о количестве бойцов, условиях жизни, связи между постами.
В годы войны была разоблачена группа лиц, подозреваемых в сотрудничестве с японскими спецслужбами. Особый интерес Управления контрразведки «Смерш» Забайкальского фронта вызвал старший переводчик разведотдела лейтенант Ли Гуй Лен, в силу своего положения хорошо знавший зафронтовую агентуру В поведении и действиях переводчика не было ничего подозрительного. Однако изучив его биографию, контрразведчики обратили внимание на то, что участившиеся провалы зафронтовой агентуры разведотдела штаба фронта совпадали с зачислением Ли Гуй Лена на службу в разведку. Еще больше укрепили подозрения советской контрразведки показания нескольких агентов-двойников, разоблаченных весной 1943 г., которые на допросах сообщили, что задержавшие их японские спецслужбы были поразительно хорошо информированы о содержании заданий, полученных ими в разведотделе.
