Запах – вот что ее потрясло, как только она переступила порог. Застойный воздух, который кто-то недавно привел в движение. Пыль по-прежнему клубилась так, что, когда у нее перехватило дыхание, она почти почувствовала ее на языке. В носу защипало. Запах лака. Запах формалина. Искусственный запах, напоминающий музей, где выставлены чучела животных. Запах был ей знаком. Она ощущала этот запах раньше. Совсем недавно. Она остановилась в дверном проеме.
Даже удушающий запах пота был знакомым.
Боль врезалась в живот, как лезвие ножа, когда страх схватил за кишки и скрутил их. Все тело сжалось, как в судороге, мускулы окаменели. Она не способна была сдвинуться с места, хотя все инстинкты кричали: беги! Она беспомощно смотрела в комнату. Та была не совсем темной, как ей показалось вначале. На полу, по периметру комнаты, стояли чайные свечи и светили слабым светом. Чем больше ее глаза привыкали к полумраку, тем лучше она начинала видеть. Мышцы по-прежнему не слушались. Как будто спинной мозг отделили от головного. Хотя тело дрожало, не подчиняясь ее контролю.
Перед ней выступали куклы. Одна за другой. Слабо освещенные стеарином свечей. Фарфоровые куклы, куклы из ткани. Манекены из витрин рядом с антикварными куклами из отслаивавшегося папье-маше. Восковые фигуры. Безголовые торсы и бюсты из стальной проволоки. А кроме того, бесконечное число маленьких кукол, похоже, домашнего изготовления, с взлохмаченными волосами, в шелковых платьях и в кринолинах. Расставленные по полкам и пьедесталам. Аккуратно стоящие в крошечных, сшитых вручную кожаных тапочках, кружевных шапочках с бантиками. И все же они тоже были частью этого «кабинета ужасов» со своими мертвыми, застывшими лицами. Без всякого выражения, без мимики. У некоторых кукол не хватало руки или ноги, как будто они были участниками садистского эксперимента с произвольными ампутациями чего попало под руку. У других кукол были вырваны глаза, остались только пустые черные дыры на лицах. Остальные пялились на нее со всех сторон холодными взглядами тысяч эмалированных глаз. Ее влекло в комнату как под гипнозом. В то же время она остерегалась, чтобы ближайшие к ней куклы не попадали на нее. Колеблющиеся огоньки пламени свечей освещали кукол снизу и подчеркивали тенями ощущение безжизненности. Она не сразу поняла, что именно вынудило ее реагировать. Едва заметное движение? Или слабый звериный скулеж?
В глубине комнаты, в углу, сидел Стен Хофман.
Он сидел на коленях, подогнув под себя ноги. Тело ритмично раскачивалось взад-вперед. Голова опущена. Рядом стояли еще куклы. В натуральную величину. Голые. И хотя они выглядели на старинный лад, не естественными, а с искаженными чертами, с отлитыми из пластмассы прическами и чрезмерно размалеванными лицами, все-таки казалось, что сделали их совсем недавно. Они блестели в свете пламени свечей. Отлакированные. Отполированные. Стен Хофман сидел, наклонившись вперед, на плоских нарах. Или на подушке. Как в алтаре. Она уже давно все поняла. И все же мозг отказывался переработать и усвоить эту информацию.
Он не видел Линн. Во всяком случае, он не посмотрел на нее, не поднял головы, а просто покачивался, не потревоженный ее присутствием. Звериное поскуливание доносилось из глубины его грудной клетки. Знал он вообще, что она была в комнате?
Линн начала задыхаться. В висках стучало. Она заставила себя сделать глубокий вдох. Подавила начинавшийся было приступ кашля. Вонь в комнате стояла невыносимая. Но она стояла не двигаясь. Осматривалась, приходя в отчаяние. Где-то же должен быть отсюда выход! Хоть черный ход на чердачную лестницу! В колеблющемся пламени свечей не видно было никаких контуров двери. Одни только куклы.
Повсюду.
Она прикусила губу. Вкус крови достиг неба. Нахлынула боль. Незаметно она сделала шаг назад, к двери. И застыла.
Его широко раскрытые глаза смотрели прямо на нее.
Взгляд странствовал от ее голых ног вверх, по всему ее телу. Глаза водянистые. Но взгляд абсолютно черный. Направленный прямо на нее. Она колебалась. Казалось, что он контролировал ее движения своим командирским взглядом. Ее секундного колебания было ему достаточно. Он был уже на ногах, когда она повернулась, чтобы бежать. Грубая ладонь ударила ее по голове, как медвежья лапа. Удар был таким сильным, что на долю секунды она подумала, что раздроблена височная кость и вдавлена в мозг. Но она все-таки не потеряла сознания. Боль отдалась в затылке и верхних позвонках, а она все пыталась схватиться за что-нибудь.
На нее начали падать куклы. Их прически из конских волос лезли в рот, неся с собой удушающий вкус талька. Со всех сторон к ее лицу прижимались фарфоровые лица кукол с выпученными эмалированными глазами, а она все пыталась подняться на колени. Сначала ей мешал халат, потом ей удалось за что-то зацепиться, а куклы продолжали падать на нее, как будто охваченные массовой паникой, стараясь свалить ее обратно на пол.
Она только успела сесть и почувствовала, как он сильным рывком схватил ее за волосы и поднял ее в воздух, словно болтающуюся тряпичную куклу. Исчез пустой, повернутый в себя, взгляд. Такое впечатление, что ее рывок к двери пробудил в нем охотничий инстинкт, вытеснивший то жалкое, стонущее психотическое состояние, в котором он находился. Черные расширенные глаза сменили крошечные, как булавочная головка, зрачки, сверлившие ее насквозь. В них не было и намека на ту эмпатию, которую, как ей казалось, она замечала в нем раньше.
На его губах блуждала улыбка. Улыбка отчаяния. Улыбка, предвещающая конец. Знак того, что у него не осталось никаких возможностей выбора. Он отвернул ее от себя, по-прежнему крепко держа ее за волосы.
Изо всех сил она ударила его локтями в бока. Он выпустил ее волосы из рук, и ей удалось коснуться ногами пола. Рывком Линн выбросила голову вперед и быстро опустилась на колени. Потом резко качнула голову назад и ударила его затылком прямо в лицо. Он потерял равновесие и закачался. Она уже выскакивала в дверь, когда он грохнулся на пол, прямо на валявшихся там кукол-манекенов.
Она ринулась по коридору. Хватала воздух ртом. Засомневалась. Направо бежать было ни к чему, там тупик. Побежала обратно, по тому коридору, по которому и пришла. За спиной послышалось громыханье. Он пытался выбраться из кучи кукол.
Она пробежала мимо закрытых дверей и столовой. Не хотела быть пойманной, как крыса в клетку, а помчалась к коридорчику для сервировки, где был альков. Место, открытое на обе стороны. Разбежалась, прыгнула на полку, а потом на широкую крышу верхней части шкафа с сервизом, близко к потолку. Полторы секунды маловато для выработки разумной стратегии, поняла она, притаившись и вжавшись в стену, лежа между крышей шкафа и потолком. Сердце колотилось, в голове пульсировала боль.
В коридоре было на удивление тихо. Потом раздался шум. Он мчался по коридору. Страх пронзил ее, когда он пробежал под ней и свернул в следующий переход. Быстро и бесшумно она соскользнула вниз и побежала в противоположную сторону. Остановилась, прислушалась, но ничего не услышала. К своему удивлению, она увидела, что коридор, которого она избегала, поворачивает и ведет обратно к той огромной гостиной или салону, который она видела, проснувшись этим утром.
