Его губы изогнулись.
– Банально? Почему знать себя – это банально?
– Я имела в виду… разве мы вообще можем по-настоящему знать себя?
– Я очень надеюсь. Необходимо знать, кто ты есть, чтобы понять, кем ты хочешь стать. – Бастьян вгляделся в лицо Селины, точно ища знака, стоит ли ему продолжать. Без слов она двинулась сквозь толпу в сторону монастыря, успокаиваемая тем, что ощущает его ладонь на своей спине.
Как только они покинули шумный парад, Селина подошла ближе к Бастьяну, впервые спокойная с тех пор, как покинула ресторан «Жак», где ее основной проблемой был стыд от вынудившей ее сболтнуть лишнего Одетты. Селина едва ли не рассмеялась теперь, понимая, что это происходило меньше часа назад.
Однако все теперь не имело значения. Не особо имело значение, по крайней мере.
Ее пальцы больше не дрожали. Ее сердце больше не билось о ребра, точно о клетку. Она пока не чувствовала себя в полнейшей безопасности, но хотя бы больше не боялась.
Она ощущала благодарность.
Проходя следующей городской квартал, Селина задумалась о последних словах Бастьяна.
– Если знать, кто ты есть, необходимо, чтобы знать, кем ты хочешь стать, тогда кто же ты, Себастьян Сен-Жермен?
Он фыркнул.
– Я должен предупредить тебя, что если отвечу, то каждому из нас придется честно отвечать на вопросы.
Селина сделала паузу, раздумывая.
– Хорошо, сегодня я соглашусь. С этого момента мы говорим друг другу только правду.
– А завтра?
– Вернемся к теплой и уютной лжи.
Бастьян рассмеялся, громко и искренне.
– Что ж, хорошо. Кто я? – Он задумался. – Я… мужчина. – Что-то блеснуло в его глазах.
Селина скосила глаза в его сторону с насмешкой.
– Я сын людей из Другого мира, – продолжал он с все той же улыбкой. – Моя мать была свободной чернокожей женщиной, а мой отец был тиано. – Пауза. – Слишком короткий промежуток времени я также был… – он помрачнел, – братом. После того как потерял свою семью, я стал племянником. Мой дядя привез меня обратно в Новый Орлеан, когда мне было девять, и я жил здесь, пока меня не отправили в академию, где, если не считать неудачного стечения обстоятельств, я почти стал солдатом. – Кислая улыбка затронула его губы. – Теперь же я занимаюсь бизнесом дяди, когда он уезжает по делам. – Бастьян неопределенно дернул плечом. – Полагаю, на этом все.
Селина передумала и не стала насмехаться над ним. Может, Бастьян и не соврал, однако он явно скрывал часть правды, сводя всю свою жизнь всего к нескольким фактам. Куча вопросов жгли ей глотку. Слова Майкла, сказанные несколько дней назад, зазвенели в ее памяти, требуя, чтобы она выпытала у Бастьяна подробности и смогла понять печальную историю Призрака полностью.
Она предпочла проигнорировать это стремление. Будет проще подумать над этим всем завтра, чем зацикливаться сейчас.
– Можешь спросить меня, Селина, – сказал Бастьян. – В конце концов, Майкл не рассказал тебе все. – Сарказм пронизывал его слова.
– Конечно, не рассказал. И я уверена, ты не мог не заметить, как сильно он тебя ненавидит.
– Это чувство абсолютно взаимное. – Его усмешка выглядела надменной.
– Могу ли я узнать почему?
– Можешь. Но я могу не ответить. Так как пообещал не лгать.
На миг губы Селины замерли, не зная, продолжать ли разговор или нет.
– Ну ладно, – проворчала она. – Но что бы там ни было, из Арджуна вышел хитрый шпион.
Бастьян хмыкнул.
– А еще отличный адвокат.
– Ибо все злодеи и негодяи похожи. – Она сделала паузу. – Но если говорить серьезно… что произошло с твоей семьей? – По крайней мере, это она хотела узнать сейчас.
Явная апатия появилась на его прекрасном лице.
– Моя мать умерла через шесть месяцев после смерти моей сестры. После их смерти отец увез меня из Нового Орлеана в Сан-Доминго. Вскоре после этого он заболел, поэтому мы отправились в его дом в Сан-Хуан.
– И… отчего умерла твоя сестра?
– Она погибла из-за несчастного случая, ей было пятнадцать. – Хотя ответы Бастьяна и звучали равнодушно, выражение его лица помрачнело, злость замерцала в глазах на миг, прежде чем скрыться за маской спокойствия. Какая-то история скрывалась за этим ответом. Которая являлась причиной ужасной боли. Но Селине не хотелось вынуждать Бастьяна вспоминать все это. Пока не хотелось. – Отца забрала болезнь достаточно быстро, после этого я и вернулся в Новый Орлеан, – закончил он.
Невидимая рука сдавила Селине сердце. Ее беспокоило, что Бастьян говорит о подобных потерях таких тоном, будто перечисляет обычные факты. Быть может, так он говорил о вещах, которые на самом деле имели для него значение, таким холодным, отстраненным тоном.
– Слышал, многие говорят, что трагедии делают нас теми, кто мы есть, – продолжил Бастьян. – Я не самое худшее, что случалось со мной, и я вовсе не самое худшее из всего, что натворил. Ничего в жизни не бывает таким простым. – Он изучил темную улицу Нового Орлеана внимательным взглядом. Уверенным.
Его слова точно пробудили Селину. Каждый день она отрицала часть себя. Пыталась скрыть самое худшее, что случалось с ней, самое худшее, что она натворила. Всю свою жизнь она отрицала то, кем являлась ее мать, словно в этом скрывался какой-то стыд. И из-за этого она не знала ничего о половине своего прошлого. Не знала половину своей собственной истории.
С четырех лет ей говорили, что можно жить только так.
– Ты когда-нибудь хотел быть кем-то другим? – тихо поинтересовалась Селина.
– Часто. Особенно когда был маленьким. – Бастьян повернулся к ней. – А ты?
Селина побледнела.
– Не лги мне, – повторил Бастьян ее же слова, сказанные ранее, – сегодня только правда.
– Что… сложно, так как вся моя жизнь выстроена из лжи.
Это было честно. Селина была с ним честнее сегодня, чем с кем-либо за всю свою жизнь.
Она сделала глубокий вдох через нос.
– Моя мать была родом из страны на Дальнем Востоке. Мне никогда не рассказывали из какой. Но… во мне смешанная кровь, смесь Востока и Запада, – выпалила Селина, словно ее собственная честность ее напугала. – И я никогда не признавалась в этом кому-либо, – добавила она поспешно.
И все же эти слова сорвались с ее губ с удивительной легкостью.
Бастьян посмотрел на нее, они все еще продолжали шагать. О чем бы он ни думал, он отлично скрывал свои мысли.
Чувствуя себя на изумление спокойно, Селина уставилась на серые дорожные камни.
– Когда мы с отцом прибыли в Париж, я была очень маленькой. Он сказал мне, что я должна держать в тайне происхождение моей матери. Он сказал, если мир узнает, то надо мной будут смеяться всю оставшуюся жизнь. Так что я слушалась. И врала. И… чувствую стыд из-за этого. Как будто эта ложь стала важной частью моей правды, как будто это какой-то ключ. Настолько важный, что я не знаю, как… – она запнулась на словах, – как думать или вести себя по-другому, как будто в ином случае мир рассыплется на кусочки.
