Еще один беспокоящий знак. Куда бы Селина ни посмотрела, везде на ее глазах происходило нечто зловещее. Она подумала подождать до восхода солнца, прежде чем ложиться обратно спать. До того, как лучи белого золота не начнут просачиваться сквозь шторы на шелковые простыни. Рассвет должен принести ей немножечко спокойствия.
Почему Селина решила, что солнце поможет?
Она опустила голову на пышную подушку, повертелась с бока на бок, но взгляд портрета продолжал ее преследовать.
Обеспокоившись, что это чувство слежки будет мучить ее и во снах, Селина задвинула винно-красные портьеры вокруг своей кровати и спряталась в уютной темноте.
Зима, 1872
Улица Бьенвилль
Новый Орлеан, Луизиана
Из своего пустынного угла я наблюдаю, как дорогие шторы на верхнем этаже отеля «Дюмейн» распахиваются. Там показывается лицо восхитительной девушки с пронзительными зелеными глазами и волосами цвета пролитых чернил. И в следующий же миг она исчезает, и тяжелый дамаст смыкается.
Я улыбаюсь.
Стоило догадаться, что они поселят ее в комнату Никодима. Покои, достойные «короля-солнца», наполненные богатствами, к коим он привык за прошедшие годы. Под стать Версальскому дворцу в лучшие времена. Или в худшие, в зависимости от того, как посмотреть.
Неважно. Никодим редко бывает там. Он знает, что лучше не соваться в Новый Орлеан и не испытывать судьбу. Он и без того многое потерял в последние несколько лет.
Однако мне пришлось потерять больше. И нам обоим еще есть что терять. Воспоминания и надежды, мечты о будущем, которое нельзя возродить, если оно утеряно. К нынешнему моменту Никодима, без сомнений, вызвали из Нью-Йорка в связи с чередой недавних убийств в Новом Орлеане. Скоро он вернется в город, как и предполагалось.
Как раз вовремя для моего финального представления.
Удовлетворение окутывает мое тело, заставляя потерять бдительность на секунду. Все идет согласно плану. Я наслаждаюсь этой секундой, прежде чем злость собирается в моей груди и затмевает мне взор. Затем делаю глубокий вдох, набирая в легкие соленый воздух. Влага наполняет меня, и все мои чувства усиливаются, я замечаю каждую деталь вокруг. Лошадь неподалеку, у которой болит зуб, пахнет кровью и сладким смрадом. На помойке кружатся крошки ржаного хлеба, их аромат кисловат и резок. У входа в канализацию валяется мертвая крыса, личинки копошатся в ней под светом луны.
А за углом бьются живые сердца. Одно старое. Два юных. Если бы мне пришлось строить догадки, я бы сказал, что два юных поглощены страстью, их сердца бьются в такт с их вздохами.
Старое сердце стучит медленно. Размеренно. Бьется навстречу неумолимой смерти.
Другое создание ночи приближается ко мне. Мои мышцы напрягаются, зубы инстинктивно удлиняются, точно когти кота. Я успокаиваюсь, когда понимаю, что этот запах мне знаком. Мне не нужно его бояться.
Я продолжаю делать глубокие вдохи и опускаю плечи. Затем еще раз поднимаю глаза к верхнему этажу «Дюмейна». Еще одно логово, которое мне отлично знакомо… я знаю каждую его секретную дверь и каждый тайный ход.
Не так давно мне удавалось побывать там под пологом ночи, побывать в мире своих врагов, зная, что скоро мне предстоит встретиться с ними лицом к лицу. Однажды во мне даже нашлось достаточно смелости, чтобы лечь на кровать Никодима и рассмотреть его коллекцию книг, полки с которыми коронуют пространство покоев, точно блестящая тиара. Сдвинуть лестницы с их намасленными колесиками и удивиться, как гладко они движутся. А потом мне попался один из любимых томов – первое издание «Графа Монте-Кристо». Ах, как жаль, что у меня не было шанса попрощаться с моим дорогим Александром.
Удовлетворение разливается у меня под кожей от этих воспоминаний.
Покои Никодима – самое что ни на есть удачное место для того, чтобы оставить мой следующий след.
Я обдумываю эту вкусную идею, стоя на углу улицы, на моих губах вертится приятная мелодия. Песня с тех времен, когда все было светлее и счастливее.
Мимо проходит попрошайка, протягивая руку, ее шаль, усеянная дырками, развевается на ветру. Ее сердце стучит знакомым мне ритмом. Старая душа, которая не так давно привлекла мое внимание. Я достаю из кармана мелочь, всю, что у меня есть, малая сумма по нынешним стандартам.
Мне не нужны деньги. То, что мне нужно, я беру. Валюта неважна для таких существ, как я. Мне нет необходимости отдыхать под золотым навесом или принимать ванну в комнате, облицованной отполированным мрамором.
Мне нужно лишь выжить.
Нет. Ложь. Мне нужно процветать. Наблюдать, как те, кто жаждет убить меня, медленно и мучительно погибают. После того, как видят собственными глазами, как все, что им ценно, рушится в щепки.
Только такое будущее мне по душе.
– Благодарю, – говорит попрошайка, слова похожи на свист среди половины ее отсутствующих зубов.
– Да хранит вас Господь, – отвечаю я с улыбкой.
Мой голос застает ее врасплох. Меня это не удивляет. Его музыка завораживает смертных, и это никогда не перестанет меня веселить. Это незаменимая помощь, когда они приближаются к неизбежной кончине от моих рук. В какой-то мере, я могу даже сказать, мы являемся идеальными хищниками. Имитируем изысканность наших жертв. Ходим среди них, незамеченные и неузнанные. К тому моменту, как они понимают, что попали в наши сети, уже слишком поздно. Трансформация – не что иное, как щелчок, поворот дверной ручки.
И жизни конец. Одно мгновение. А в следующее тебя уже нет.
Есть только одно другое существо, которое способно на такое. Или, быть может, два, хотя я нахожу большинство древесного народа очень неприятным. Они постоянно болтают о колдовстве и клятвах. Их вечные сказки о том, как обмануть смертных и уговорить их на опасные сделки… Кому нужен чей-то первенец? Сопливые младенцы такие гадкие, никакой нет в них награды. И только истинные монстры станут вкушать их на ужин.
Кроме того, я не стану заключать сделку с существом глупее меня. Я возьму, что мне нужно. После чего совершу все необходимое, ведь я хочу процветать однажды. Благо уже надеяться на подобный исход, учитывая наше запятнанное прошлое.
Я помню увиденную мной в последний раз смерть вампира.
Она была вампиром, и моя любовь к ней была так сильна, что не могу описать, хотя было всегда ясно, что мне не следует поддаваться этому чувству, ибо оно приведет не к чему иному, как к разбитому сердцу. Но когда ты находишь родственную душу, разве можно отвернуться от нее? Такая любовь встречается редко даже среди бессмертных. Для меня это жизненная сила.
На моих глазах они бросили Марен в узкую яму. Остальные из нашего числа были свидетелями, стоя вокруг, как часовые в плащах. Мои чувства к ней похоронены глубоко в сердце. Закрыты в сундуке, чтобы никто из наших рядов не узнал, как сильна была моя любовь к этому созданию, презирающему наши законы и относящемуся к талантам, данным ей, как к дарам темных богов.
