– Вам следует позволить своему племяннику найти любовь, месье. Когда жизнь становится сложной, единственным источником силы является любовь. Любовь к другим, любовь к себе, любовь к жизни во всех ее проявлениях.
Никодим кивнул.
– И что же такое любовь, ma chérie, выбор или чувство?
Застигнутая врасплох этим вопросом, Селина не сразу сумела ответить.
– Это… чувство. – Она вскинула голову, растягивая время, ища ответ получше. Точно ожидая этого момента, луна появилась из-за облаков, окруженная россыпью звезд. Селина уверенно посмотрела на графа. – Любить значит смотреть на человека и видеть в его глазах блеск звезд.
Он снова кивнул.
– Красивое выражение. Однако вы ошибаетесь, ma chérie. Любовь – не чувство. Это выбор. Вопреки популярному мнению, к счастью ведет много дорог. И я должен спросить, какую выберете вы, ибо та, по который вы ступаете сейчас, принесет вам лишь боль. – Граф сделал последний шаг и оказался прямо перед ней. На таком близком расстоянии она увидела отблески других цветов в его янтарных глазах и почувствовала необычный ледяной аромат, исходящий от его кожи. Точно морозная мята. – Вам не место в нашем мире, Селина. Он может казаться прекрасным, даже сводящим с ума, но красота есть опасность, ибо очень часто под этой маской скрывается гниль. Et ça fini toujours dans le sang.
«И все всегда заканчивается кровопролитием».
– Меня не очень-то привлекает все прекрасное, месье. – Селина встретила его взгляд, не дрогнув. – Я знаю, что красота недолговечна.
– Как же вы правы, – пробормотал Никодим. Затем выставил свою трость перед собой, положив обе ладони на золотую рукоятку. – Тем не менее я должен передать вам извинения от моего племянника. Он не сможет встретиться с вами сегодня в полночь, как планировал.
– Я уже это поняла, месье граф, – сказала Селина.
– Не принимайте все близко к сердцу, мадемуазель. Моя единственная цель в этой жизни заключается в том, чтобы защитить свое наследие. Сделайте как я прошу. Отвергните Себастьяна. Причините ему боль один раз сейчас, чтобы впоследствии уберечь и его, и себя от боли длиною в целую жизнь. Если вы выполните мою просьбу, я выполню любое ваше желание. И вы поймете, что в этом вопросе для меня нет пределов. – Он сделал паузу, на лбу у него вновь появилась морщинка. – Откажите мне, и вы узнаете, как материализуются ваши худшие страхи. Я сделаю все, чтобы вы остались в полном одиночестве, Селина Руссо. Чтобы вы встретились лицом к лицу со всем тем, от чего убежали, и некого вам будет обвинить кроме себя самой.
Его слова ударили Селину, как пощечина. Словно граф заглянул в самую ее душу и нашел ее самый великий страх. Она вздрогнула, когда очередной порыв ветра ознаменовал последнего прибывшего. Того, кого она ожидала увидеть уже давно. Селина была готова к тому, что ее последний порез будет быстрым. Но все равно ужалит. Точно струна арфы, резко оборвавшаяся, издавшая последний печальный звук, закравшийся Селине в самое сердце.
Одетта отказалась встречать взгляд Селины, когда остановилась слева от Никодима. Ее плечи были опущены, глаза мрачные. Тем не менее она подошла и встала бок о бок с дядей Бастьяна, и ее походка была твердой.
– Прости меня, mon amie, – сказала Одетта, опустив свои медовые глаза. – Ты мой друг. Но они… моя семья.
Этим последним порезом граф словно бы подвел невидимую черту.
Селина не могла доверять ни одному из членов Чертогов. Смешно было думать, что они когда-либо будут верны ей. Если Никодим приказал им предоставить ее своей судьбе – они сделают, как им велено.
Майкл уже отказался использовать Селину в качестве наживки. Если Никодим помешает Бастьяну помочь ей, она останется одна, как граф и пообещал.
А убийца продолжит красться во мраке.
«Быть может, мне стоит еще раз помолиться, – хмуро подумала Селина. – На первом ряду в соборе Сен-Луис, где сидят величайшие грешники».
И вдруг она кое-что поняла.
«Пойдем со мной в сердце Шартра».
Мысль остудила разум Селины, пронесшись холодом по ее венам. Она поняла, где нужно устроить засаду. И пусть она сгинет в аду, если станет ждать, пока какой-то юноша ослушается свою семью ради ее планов. Она поступит как и всегда – сделает то, что необходимо сделать. В Париже Селина Руссо нанесла смертельный удар своему обидчику, и ей не на кого было положиться, кроме себя самой. Она преодолела полмира, чтобы начать новую жизнь, хотя будущее и не сулило ей ничего хорошего.
Она не позволит никому – ни человеку, ни демону – встать у себя на пути.
Зима, 1872
Джексонвиль-сквер
Новый Орлеан, Луизиана
Я полагаю, эта ночь закончится кровопролитием, и только я знаю, по чьей вине.
Может, она и загонит меня в ловушку с помощью своего милого дьявольского маскарада и своих милых умных мыслей.
Все будет напрасно, ведь она не ведает, что творит.
Любовь есть доказательство того, что кровь сама по себе ничего не значит.
Я радуюсь, что моя кровь гуще масла.
Et brille plus fort que le soleil (И горит ярче солнца).
Прекрасная гниль
Селина жила и дышала французской модой последние пять лет.
В Париже она узнала, как важно подобрать верный наряд. Как платье рассказывает о девушке, может, даже раньше, чем девушка сможет рассказать о себе. Одежда открывает двери так же легко, как и закрывает их. С практической точки зрения то, как одевается девушка, говорит не только о том, где ее место в жизни, но и о том, какое место в жизни она хочет занимать.
В этом заключалось искусство подбора нарядов. Из всех причин, по которым Селина полюбила моду, эта, пожалуй, являлась основной. Мысль о том, что она окутает свое тело в цвета, сочетающиеся с ее душой. О том, что одно лишь платье может отражать ее надежды, страхи и мечты. О том, как шелка могут стать доспехами в ее руках.
Именно эти размышления вдохновили Селину на наряд, в котором она была сейчас. Он совсем не подходил для нынешнего мероприятия, однако идеально подходил по всем другим параметрам. Как боевой мундир лунной богини. Или, быть может, королевы тьмы.
Селина улыбнулась сама себе. Иногда девушке не мешает создавать магию самостоятельно.
Она наполнила легкие солоноватым воздухом теплого вечера. Последний дневной дождь закончился как раз тогда, когда солнце опустилось за горизонт. И все многолюдные улицы Нового Орлеана сияли, как только что отполированное серебро, а воздух наполняли ароматы железа и дыма. Подол ее платья мелькал над зеркальными лужами, а черная тафта вилась за спиной.
Селина остановилась у арки главного входа в Орлеанский бальный зал. На миг ей почудилось, что именно на этом месте стоял маркиз де Ла Файе́т
[147].
