Я чуть не упал.
– Ты серьезно?
– Прости, я тебя обманывала. Мне жизнь такая нравится. Такая вот я, – с трудом ворочая языком, пробормотала Рёко. – Приличная жизнь не для меня. Без выпивки не могу, так привыкла.
Пока я нес ее домой, она голосила во все горло:
– Прощай, приличная жизнь! Прощай!
Кровать в эту ночь была вся в песке.
* * *
Рёко стала совсем другой. Из простой милой девушки она превратилась в совершенно неуправляемую, страдающую алкоголизмом хостес
[41]. Домой возвращалась не раньше десяти. Каждый вечер я обходил питейные точки на станции в поисках Рёко. Моя функция свелась к тому, чтобы раздевать ее, когда она возвращалась пьяная в дым, и переодевать в пижаму.
В те редкие дни, когда Рёко пребывала в трезвом состоянии, все попытки разговорить ее оканчивались неудачей. Она ничего не отвечала и ныряла под одеяло. Как-то раз она начала что-то бубнить в постели. Я напряг слух и услышал:
– Хостес – это кайф. Хочу обратно.
Я спросил, не случилось ли что в кондитерской, и получил ответ:
– Нет!
– Может, тебе деньги нужны?
– Нужны, – ответила Рёко после паузы. – Я всегда хотела стать хостес.
– Может, тогда поработаешь немного в баре? – предложил я.
Помолчав еще, она бросила: «Ты дурак!» и повернулась ко мне спиной. Больше я ничего от нее не добился.
К несчастью, мы с Рёко заканчивали работу примерно в одно время, поэтому, как бы я ни торопился, застать ее в кондитерской шансов не было. Спрашивать у хозяйки, куда направилась после работы Рёко, смысла я не видел. Все равно правду она не сказала бы.
Откуда она берет деньги на выпивку, думал я. Ведь каждый вечер пьет. Хотя для женского пола это не проблема. Стоит девушке с такой внешностью, как у Рёко, промурлыкать что-нибудь, вряд ли найдется мужик, который устоит и не купит ей выпивку.
Сначала я думал, что Рёко сошла с рельсов из ревности – потому что я часто заезжал к Митараи. Однако, скорее всего, причина была не в этом. В последнее время я каждый день по окончании работы спешил домой, в Мотосумиёси, и Рёко должна была знать об этом. Может, она, как человек мягкий, просто поддалась настроению? Нет, причина была в чем-то другом.
Через какое-то время местные развлечения Рёко удовлетворять перестали. В Мотосумиёси модных питейных заведений, где собиралась бы молодежь, не было. Получается, она ездила на другие станции, а то и в Сибуя. Что она могла брать такси, я тогда не сообразил.
Один раз я увидел ее в снек-баре на станции «Хиёси» за выпивкой в компании парней с коками на голове, по виду байкеров. Один, сидевший справа, поглаживал хохотавшую Рёко по коленке.
Войдя в бар, я взял ее за руку, чтобы увести. Байкеры поднялись было со своих мест с угрожающим видом, но, прикинув ситуацию, отпустили ее с кривыми улыбочками.
Когда мы вышли на улицу, Рёко стала отбиваться от меня изо всех сил и наконец уселась на корточки на краю тротуара, сдвинув колени. Плечи ее дрожали. Почему она себя так ведет? Ответ на этот вопрос я не находил. Мне показалось, что Рёко плачет, но она не плакала.
– Тебе плохо? – спросил я.
Она отрицательно покачала головой.
Женщина по имени Рёко начала казаться мне странным, не укладывающимся в мою голову существом. Еще в Коэндзи я вознамерился разобраться в ней как следует, понять, но мне удалось это в лучшем случае на одну десятую. То есть я практически ничего не понял или понял неправильно. Я смотрел на нее и думал: неужели Рёко – существо из ночного мира, постичь которое я не в состоянии? Сидевшая на корточках девушка напомнила мне рыбку, которую вернули в аквариум. Она так же ловко растворялась в окружавшей нас «ночи», как рыбка – в привычной для себя среде. Мне стало грустно; ведь это еще раз говорило о моей неспособности что-либо сделать, изменить…
Рёко, похоже, успокоилась, встала и торопливо зашагала прочь.
– Не будешь злиться, если я пойду следом? – спросил я.
Мой вопрос вывел ее из себя. Рёко остановилась, обернулась и уставилась прямо мне в лицо.
– Какого черта ты молчишь?! – истерически взвизгнула она.
Когда мы вернулись домой, я осторожно обнял Рёко за плечи, но она чуть ли не с яростью сбросила мои руки.
– Что ты меня оглаживаешь! – И снова пустилась с истерику. – Будь ты мужиком, в конце концов! Нечего меня оглаживать!!
– Ну-ну… Соседи услышат. Можешь тише говорить?
– Мужик ты или нет? Так и будешь мямлить? Размазня! Тряпка! – не унималась Рёко.
– В каком смысле?
При этих словах ее лицо неожиданно смягчилось, и она рассмеялась похожим на кудахтанье смехом.
– Можно тебя поздравить! Твоя женщина вертит хвостом перед другими мужиками, а тебе и сказать нечего?
– А ты, значит, хвостом вертишь?
– А ты не видел?!
– Ну вот… Тебе со мной скучно? Угадал? Это беда. Прости. Как нам быть, чтобы опять было хорошо? Прежде всего ты должна бросить пить. Ты же гробишь свое здоровье. Разве не знаешь?
Рёко вдруг схватила меня за ворот рубашки. Я и охнуть не успел, как следующим движением она рванула его на себя. Пуговицы брызнули в разные стороны, забарабанив по стенам. Я тоже вскрикнул.
– Ты мне приказывать будешь?! Козел! Вали отсюда к себе! Не на такую напал, голубок!
Ошеломленный, я стоял как вкопанный посреди комнаты, в разорванной рубашке, наполовину голый.
* * *
На следующий день после долгого перерыва я отправился к Митараи. Предсказания его сбылись. Рёко определенно сошла с рельсов, и я понятия не имел, что с этим делать. Кроме Митараи, посоветоваться было не с кем. Поскольку этот человек предугадал происшедшую в Рёко перемену, может, он предложит что-то…
– Ну, это разговор очень серьезный, – выслушав меня, проговорил Митараи с беззаботным видом. – Тут мое дело – сторона. Это ваша с ней проблема, так ведь? И решить ее можешь только ты.
Мои надежды на приятеля не оправдались.
Июль перевалил за половину. Я тупо сидел один в комнате, изнывая от жары, и ждал прихода Рёко. Лето началось. Может, в этом дело? Рёко продолжала пьянствовать. Вентилятором мы обзавестись не успели, и даже ночью в комнате стояла духота.
Постепенно во мне накапливалось раздражение. Почему я должен все это от нее терпеть? Что я такого сделал? Я ей надоел? Она хочет, чтобы мы разбежались? Тогда пусть так и скажет…
Я ломал себе голову, пока меня вдруг не осенило. А вдруг Рёко думает, что я разлюблю ее, если она будет так себя вести, и тогда смогу уйти туда, где жил прежде, по тому самому адресу? И она специально пустилась во все тяжкие, чтобы заставить меня вернуться? У нее вполне может быть такой расчет. Она считает, что делает это для меня. Милая, трогательная Рёко!
