20
После этого случая Рёко немного успокоилась. Горький опыт на нее подействовал, что ли? Не знаю. Так или иначе, жизнь дальше потекла тихо-мирно. Какое-то время меня угнетала мысль, что Рёко ублажала кого-то другого, но потом я пришел к выводу, что это не столь уж высокая плата за наступивший между нами мир.
Мы как раз заговорили о том, что неплохо было бы съездить куда-нибудь искупаться, как пришло письмо от родственников Рёко. Состояние ее младшего брата ухудшилось.
На следующий день Рёко отпросилась у себя в кондитерской на четыре дня и сообщила, что едет в Мацусиму. Я быстро помог ей собраться, и мы вместе пошли на станцию.
Я собирался проводить Рёко в Токио, до вокзала Уэно, но она сказала, что страшно не любит сцен на вокзале.
– Мне кажется, мы расстанемся в Уэно и больше не встретимся. Давай лучше выпьем чаю в «Лэмп хаус».
Мы давно не были в этом кафе, хотя раньше, когда все было хорошо, часто туда заглядывали. Поднимаясь по лестнице, я взглянул на часы. Уже почти семь.
– Времени уже много, – заметил я.
– Ничего, – ответила Рёко.
Мы устроились за своим любимым столиком у окна.
– Правда, прости меня за все, – не глядя на меня, проговорила она.
– Ну что ты! Не думай об этом. Поезжай спокойно домой. Мне кажется, ты устала. И про меня своим расскажешь…
В ту ночь Рёко упрекала меня: ты, мол, понятия не имеешь, что я из себя представляю, и не пытаешься понять. Похоже, у нее было довольно бурное прошлое, и она, видимо, считала, что такая испорченная женщина не вправе дальше жить со мной, продолжать нашу пусть заурядную, но уютную жизнь, которая нас вполне устраивала. Однако суть не в этом. Характер у Рёко, конечно, вспыльчивый, но в душе она добрая, сердечная девушка, и проблема совсем не в ее прошлом.
– А Нисиогу… что будет? – услышал я. Голос Рёко, смотревшей вниз на улицу, звучал не очень четко, но решительно.
– Съезжу туда. До твоего возвращения.
Произнеся эти слова, я хотел ее успокоить, однако Рёко тут же прицепилась к ним:
– Не езди!
Опять? Сколько уже раз она говорила мне: поезжай, поезжай… Прошел почти месяц и снова – не езди? Да, спокойствие – вещь непостоянная. Впрочем, в этот раз до серьезного разговора дело не дошло.
Так или иначе, я решил вечером, когда буду один, хорошенько все обдумать.
– У меня такое чувство, что мы больше не встретимся, если ты туда поедешь. Мои предчувствия часто сбываются. Мы больше не сможем вместе ходить по этим улицам, пить здесь кофе… Ничего такого не будет. Для меня это ужас.
По левой щеке Рёко покатилась слеза.
Такая перспектива мне не нравилась. Если так случится… Если так случится, то что? Скорее всего, жизнь продолжится, но мне будет тяжко.
Мне вдруг стало не по себе. Захотелось встать, крепко прижать Рёко к себе. Прильнуть губами к ее губам. Так захотелось, чтобы это чувство передалось и ей! Но в кафе такое было невозможно.
– Я первой пойду, а ты потом, – сказала Рёко, взяла сумку и встала. Ничего не говоря, я кивнул и посмотрел на нее. Она отвела глаза, повернулась и пошла к кассе. А я перевел взгляд на улицу, ожидая, когда Рёко выйдет из кафе.
Вот она появилась и неверной походкой направилась к станции. Вдруг остановилась. Забыла что-то? Но тут же двинулась дальше к турникетам, к которым надо было спуститься по ступенькам. Перед тем как ступить на лестницу, остановилась еще раз и, давая мне знак, приподняла раздутую от вещей сумку. Я помахал в ответ рукой. Рёко долго, так долго, что я даже удивился, оставалась на одном месте, глядя в мою сторону. Наконец повернулась спиной, шагнула на лестницу и исчезла из виду. Был вечер пятницы, 28 июля.
* * *
На следующий день, в субботу, после работы я решил не заезжать к Митараи, а вернуться домой пораньше. Надо было хорошенько все обдумать, пока Рёко отсутствовала.
Думал я, конечно, о Нисиогу. Рёко попросила туда не ездить, но я для себя почти все решил. Нельзя это дело оставлять как есть. Надо подвести черту. Поехать и отбросить прошлое, что бы ни случилось.
Мои размышления прервал стук в дверь. Не иначе, хотят газетную подписку навязать, подумал я, не спеша поднимаясь и открывая дверь. В коридоре стоял человек, которого я совсем не ожидал увидеть. Митараи.
– Здорово! Жарковато сегодня, да? Что-то тебя не слышно последнее время… Вот, решил проверить: не случилось ли чего.
– Ну, удивил! Ты же прекрасно знаешь, как у нас тут.
– Астрология, астрология… А ты в нее не верил.
– Если и дальше будет, как ты говоришь, это потрясно. Просто фантастика какая-то.
Не спрашивая разрешения, Митараи переступил порог, по прямой пересек комнату и уселся у окна. Я пристроился рядом. Поговорили о том о сем, о стереоаппаратуре, и, хотя Митараи в ней здорово разбирался, на этот раз, к моему удивлению, он говорил без вдохновения, был рассеян и невнимателен. И вдруг спросил о Рёко. Получила письмо от родных и поехала к себе в деревню, ответил я. Митараи угукнул и спросил:
– Ну а вообще, как она?
Я поведал ему, насколько посчитал возможным, какие номера Рёко откалывала совсем недавно.
Услышав, что сейчас все успокоилось, он без всякого интереса протянул:
– М-да… очень любопытно.
Когда я упомянул о чугунном чайнике, который нам прислали, Митараи неожиданно оживился. Оказалось, его давно интересуют изделия местных промыслов. Он попросил показать полученный от родственников Рёко подарок.
– Нет проблем, – сказал я, вставая. Выдвинул ящик и стал в нем копаться, стараясь вытащить чайник.
– Что? Никак? Давай помогу. А-а, вот он… Ох, хороша вещь! Тяжелый. Таким пользоваться одно удовольствие, – говорил Митараи. Насколько он разбирался в таких вещах, не знаю. Но мой приятель поднес чайник к глазам, заглянул внутрь, перевернул, стал рассматривать донышко.
– Значит, Рёко-тян
[42] из Мацусимы? Замечательные там места, я тебе скажу. Бывал я там в свое время. На машине можно легко доехать. По шестому хайвею. Вот и почтовый штемпель – «Мацусима», – заметил он, разглядывая коробку, в которой пришла посылка. – Письмо, говоришь, получила и поехала в деревню? А ты письмо читал?
– Нет.
– Что же это все-таки за письмо?
– Рёко его с собой увезла. А что?
– Да так… Слушай, жарко у тебя. Пойдем на станцию, выпьем где-нибудь кофейку со льдом.
С этими словами Митараи быстро встал.
