Еще проходя по коридору, он поймал собственное отражение в единственно уцелевшем оконном стекле. Округлой формы лицо выглядело очень бледным, щеки покрывала щетина, а седые волосы беспорядочными пучками торчали на голове. Его скрючила и заставляла постоянно наклонять тело вперед не проходящая боль в спине. Кажется, что у него вообще нет шеи, подумал он, пока серые глаза сквозь дешевые очки смотрели на него из стекла. Прежде он всегда был гладко выбрит уже с утра, а свежий комплект чистой и выглаженной одежды лежал рядом с постелью, теперь же его постоянной униформой стал слишком просторный свалявшийся свитер и мешковатые брюки. «Я превратился в старика, – горестно отметил он и отвернулся от окна. – В такую же развалину, как и сам особняк».
Он тяжело вздохнул, вспомнив Святую Маргариту в ее золотые деньки. Щедрые дотации от паствы и безразмерные ссуды из банка – так они сумели купить здание бывшей школы-интерната, и уже через шесть месяцев открыть в нем приют для греховных матерей. Затем на протяжении трех десятилетий им удавалось добывать достаточно средств, чтобы не только сохранять крышу над головой, но и кое-что откладывать на будущее.
Но, как оказалось, денег скопилось не так уж и много, чтобы обеспечить комфортное существование сестер милосердия на пенсии, а потому предложение от компании «Слейд хоумз» подоспело как нельзя вовремя. Приют был приговорен, а давление местного совета по поводу доступа к архивным документам все нарастало. Хотя тяжелее всего стало выдерживать тот факт, что они приобрели в округе дурную репутацию. На них буквально указывали пальцем в городе, и его не на шутку волновало подобное неуважительное отношение к монахиням, которого, по его мнению, они не заслуживали.
Он остановился и прислушался, не слышно ли шагов этажом ниже. Тишина. Быть может, таинственный незнакомец еще не прибыл. А еще на ум пришла мысль, что единственной целью записки являлась попытка нарушить его душевное равновесие, а сюда никто так и не явится. Лишь небольшая группа людей знала об архивных документах, и он не мог взять в толк, почему кому-то понадобилось назначать ему встречу здесь, а не обсудить вопрос в «Грейсуэлле». Вернувшись в приют, он почувствовал себя намного более неуютно, чем мог предположить. Новость о продаже здания он воспринял тяжело, но теперь будет только рад, когда его не станет. «Слейд» должны выполнить все пункты контракта, застроив участок по согласованному периметру и замуровать входы во все туннели, что, как он настоял, следовало сделать сразу после подписания соглашения.
Когда отец Бенджамин добрался до конца последнего из длинных коридоров, то оказался перед запертой дверью. Он достал медный ключ с ярлычком «Лестница черного хода», а потом, подсвечивая себе фонарем, вставил в замок и провернул. Открыв дверь, он посветил фонариком в темноту, на уходившую вниз лестницу.
– Эй! Есть там кто-нибудь? – выкрикнул он. Ответа не последовало.
Он вздохнул, заранее предвидя боль в спине, которую сейчас предстояло вынести. Его каблуки застучали по холодным каменным ступеням, а усталые руки вцепились в перила. В тишине пустого дома ему мерещился звук шагов матери Карлин, спускавшейся вниз по главной лестнице с мертворожденным ребенком на руках, чтобы потом, миновав гладильный цех, попасть в туннели. Младенцев умирало очень много. Часто роды проходили тяжело и заканчивались неудачно. Совершенно невозможно было устраивать настоящие похороны для каждого, кто появился на свет мертвым. На это не хватало ни денег, ни времени.
Внизу лестницы отец Бенджамин встал перед другой тяжелой дубовой дверью и снова полез за ключами, освещая их фонариком, пока не нашел ярлычок с надписью «Гладильный цех». Но одно неуклюжее движение – и он выронил фонарик. Задняя крышка отлетела, и батарейки посыпались на пыльный пол.
Оставшись без света в самом сердце этого дома посреди ночи, теперь он не видел даже своих рук. Присел и принялся ощупывать пол, задыхаясь и кашляя, ощущая дурноту, головокружение и теряя ориентацию в пространстве. Мыши шныряли рядом, мешая ему сохранять самообладание. Он сумел нащупать сначала одну батарейку, потом другую.
– Треклятая штуковина, – пробормотал отец Бенджамин себе под нос, крутя батарейки туда-сюда. Наконец ему удалось вставить их правильно и снова включить фонарик. И в этот момент дверь на верхней площадке лестницы с грохотом захлопнулась.
Он же был уверен, что сам закрыл ее. Он направил луч света вверх, в темноту, но ничего не разглядел.
– Эй! – не воскликнул, а скорее промямлил он, обращаясь к тьме. – Кто там?
Ему ничего не оставалось, как сосредоточиться на своей цели. Ухватившись за дверную ручку, он выпрямился во весь рост, издав громкий стон, эхом разнесшийся по лестнице у него за спиной. Пошатываясь от переутомления, он чуть перевел дух, собрался с силами и вставил ключ в замочную скважину. Ему потребовалось несколько попыток, прежде чем он провернулся в личинке замка.
Сразу стало ясно, что из цеха даже не вывезли старые гладильные прессы. Цех оказался не таким огромным, каким он его запомнил, и пока старик проходил по нему, под ногами хрустело разбитое стекло, выпавшее из двух закрытых решетками окон. Низкий потолок мог вызвать приступ клаустрофобии. В нижней части здания сырость пропитала стены, и вонь от плесени преобладала над прочими запахами. Дважды он натыкался на острые края прессов. Пол чуть дальше почернел от копоти и грязи, налипавшей на подошвы, затрудняя каждый шаг. Ноги уже болели от слишком длительного для них напряжения, а дышал он настолько тяжело, что звук эхом разносился по цеху. Им овладела такая тревога, какой он не знал никогда прежде. В тусклом свете он словно наяву мог видеть девушек, наблюдавших за ним сквозь облака пара, пока они работали, утирая пот с лиц рукавами одинаковых балахонов.
Отец Бенджамин посмотрел на часы: полночь. Он еще раз осветил гладильню фонариком, но никто здесь не ждал его. Это был обман, отвратительный розыгрыш, а человек, сыгравший с ним злую шутку, вероятно, спокойно сидел сейчас у себя дома, в безопасности и уюте, празднуя наступление нового тысячелетия.
– Где же вы? – выкрикнул он в последний раз.
Молчание.
Повернувшись, чтобы уйти, он вдруг услышал шум. Он походил на звон железа об железо где-то вдалеке. Отец Бенджамин двинулся назад и посветил фонариком в том направлении, откуда только что пришел.
Затем он замер на месте. Дверь, которая вела в туннели, была открыта. Он приблизился. Теперь определенно доносились звуки, выдававшие чье-то присутствие в подземной системе. Складывалось впечатление, что некто стучал по металлу молотком. Но единственным металлическим предметом там могла быть дверь, ведущая к септическому отстойнику канализации, а такой вариант представлялся невероятным. В фирме «Слейд» его заверили, что все туннели в пределах периметра здания были либо заблокированы, либо вообще засыпаны землей сразу же после подписания контракта.
Страх охватил его, когда он, шаркая, подошел к распахнутой двери. Но если они нарушили договоренность, ему необходимо убедиться в этом. Подрядчик, которому он заплатил лично многие годы назад, заполнил резервуар камнями и песком, но ведь и дверь, ведущая к нему, должна быть уже давно надежно зацементирована.
