Уже потом в отчетах о налете свидетели указывали разное время: от двадцати до сорока пяти минут. Но Кошка знала наверняка.
Налет длился вечность.
На сортировочной стояло более ста локомотивов. Уйти живыми удалось только троим. Остальные погибли, пока Кошка, сжавшись от страха, лежала под платформой. Что касается гражданских: «Пули и золотой огонь обрушились на них, беспристрастные, как дождь», – так потом написал один историк.
Вечность не исчислялась каким-то определенным временем. Она просто была.
Когда драконы наконец улетели, наступила абсолютная тишина. Только в ушах у Кошки звенело. В какой-то момент (видимо, когда рухнула крыша вокзала) заткнулись сирены. Кошка медленно поднялась на ноги. Нагнулась и помогла подняться Ворон. Подруга что-то сказала, но она не расслышала.
– Что?
– Говорю, надеюсь, я не обоссалась! – проорала Ворон, ее слова едва можно было разобрать.
– Даже если обоссалась, думаю, тут всем плевать.
Они побрели по рельсам к концу платформы – туда, где к бетону крепилась металлическая лесенка. Залезли наверх.
И оказались в геенне.
Развалины вокзала все еще горели. Повсюду – пламя, дым и щебень. Там, куда попал золотой огонь, валялись обугленные куски, которые раньше были телами. Там, куда он не попал, – просто тела. Некоторые шевелились. Кошка как сквозь вату различала крики и рыдания.
– Ты знаешь порядок оказания помощи пострадавшим? – спросила Хелен. – Те, кто умрет, что бы ты ни сделала; те, кто выживет, даже если ничего не делать; и те, кому нужна твоя помощь.
– Я профессиональный военный.
– Тогда давай. А я помолчу.
Словно в тумане, Кошка и Ворон бродили среди погибших, высматривая тех, кто нуждался в помощи. С ними бродили и другие, но было таких немного. Вместе с Ворон Кошка соорудила повязку для валявшегося без сознания гнома, чтобы не умер от кровопотери; наложила жгут на запястье эльфика с оторванной рукой. Она как раз читала заклинание, чтобы усыпить раненую девочку, когда Ворон куда-то помчалась с громким криком.
– …Лабрисом, Орихдеей и Милостью Ночи, – закончила Кошка свое заклинание и была вознаграждена: глаза девочки закрылись, ребенок провалился в сон.
Кошка встала и увидела Ворон, которая совсем рядом стояла на коленях возле женщины с длинными золотисто-рыжими волосами.
На руках трикстер держала ребенка, и Кошка, испытав невыразимую благодарность, поняла, что младенец цел и невредим, хоть и зашелся от крика. Бедняжка был до смерти напуган, но, видимо, оправится. Его, вероятно, заслонила своим телом мать. Которая умирала.
Кошка наклонилась поближе и услышала, как Ворон просит женщину:
– …со мной. Пожалуйста! Говори со мной!
Лицо ее перекосилось от отчаяния.
– Дай-ка я, – предложила Кошка.
Она присела на корточки и, как учили на занятиях по оказанию первой помощи, прижала ладони к вискам женщины. Представила энергию своего тела в виде сияющей жидкости. И перелила частичку этой жидкости из одной ладони в другую, придавая сил умирающему телу.
Глаза женщины открылись, но едва-едва. Губы неслышно задвигались. Зная, что это опасно для них обеих, Кошка тем не менее отдала еще чуточку силы, чтобы она заговорила.
– Ты Смерть? – спросила женщина. – Я умираю? Где мой сын?
– Не Смерть. Умираешь. Он здесь, с ним все в порядке, – ответила Ворон. – Какой-то там жалкий драконий налет этому парнишке нипочем.
– Хо…хорошо.
– Послушай, – сказала Ворон, – мне нужно знать. Твоя фамилия Уилк?
На пепельно-сером лице мелькнула едва заметная тень улыбки.
– Ино…иногда. – Женщина снова закрыла глаза.
А через несколько мгновений умерла.
Кошка и Ворон встали.
– Это что вообще такое было? – спросила Кошка.
– Нужно было убедиться, что она та, кто я думаю. – Ворон пнула носком ботинка кожаный портфель. – За ним-то мы и явились.
Кошка подняла портфель. И услышала приглушенный вой сирен. Наконец-то прибыли военные, а с ними санитарные машины и профессиональные доктора, обученные оказывать первую помощь. Кошка мысленно возблагодарила Богиню. Потому что сил больше не осталось.
И вырубилась.
Все должно быть хорошо, и все будет хорошо, и все, что бы ни было, будет хорошо.
Юлиана Нориджская
Солдаты ставили палатки, увозили тела, гасили пожар и злобно покрикивали на тех гражданских, которые в данный момент не умирали. В воцарившемся хаосе ускользнуть не составило ни малейшего труда. Ворон реквизировала военный пикап («В военное время это называется не „стащить“, а „реквизировать“», – пояснила она), и подруги, по очереди сменяясь за рулем, покатили по извилистым дорогам на северо-восток к Спорным горам
[122]. Вокруг все было зловеще безмятежным. На полях собирали урожай и жгли пугала, чтобы умиротворить разгневанную кражей землю. Но в деревенских магазинах, где Кошка и Ворон останавливались закупиться, граждане собирались вокруг радиоприемников или разложенных на столе газет и обсуждали что-то тихими встревоженными голосами.
Ребенка кормили грудным молоком, когда его удавалось раздобыть; коровьим, когда не было грудного, и смесью, когда не было вообще ничего. Ему все одинаково нравилось, а подгузники уходили влет. Судя по всему, младенец довольно быстро оправился от потери матери.
– Кто тут у нас маленький мерзавчик? – сюсюкала Ворон, пока Кошка вела машину. – Кто крохотуля-шалопайчик? Ты! Ты, маленький.
– Так что там за история с этим мальцом и его матерью? – спросила Кошка.
– Это личное.
– Учитывая обстоятельства, я бы не прочь обо всем узнать.
– «Хочешь узнать» не означает, что узнаешь, – отрезала Ворон и погрузилась в угрюмое молчание.
Вокруг все пышно зеленело, холмы были такими изумрудными, что смотреть больно, а долины – такими прекрасными, что Кошка то и дело забывала про дорогу и приходила в себя, лишь когда Ворон вопила: «На свою полосу!» Вечером они снимали комнату на целую неделю на самом дорогом постоялом дворе, какой только могли отыскать, а утром после завтрака уезжали кататься и больше не возвращались. Это было безумно весело и смахивало на самые распрекрасные в Кошкиной жизни каникулы, если бы только не ужасы на вокзале Броселианда и не кошмары, от которых она просыпалась посреди ночи.
Почти что идиллия закончилась, когда они добрались до Большой реки и обнаружили, что мост перекрыт местной гвардией: все транспортные средства тормозили, у всех проверяли документы (по крайней мере, так сказала хульдра, которая явилась с того берега и остановилась с ними поболтать). В результате образовался затор длиной в несколько миль.
