Что же вместо этого мы в течение многих лет читали в дурном английском переводе? Елизавета была разодета в пух и прах, нарочито подчеркивая свою сексуальность:
Передняя часть платья была открыта так, что он мог видеть почти всю ее грудь. При этом она постоянно расстегивала все больше пуговиц своего одеяния, как если бы ей было жарко… Грудь была в морщинах [далее в рукописи несколько слов пропущено], однако ниже, покуда мог видеть глаз, ее кожа казалась ослепительно-белой и нежной
[1101].
Однако в оригинале, обнаруженном в Национальной библиотеке, написано черным по белому: де Месс мог видеть toute sa gorge et assez bas, то есть шею и «в достаточной мере то, что ниже»
[1102]. Дело в том, что французское слово gorge может означать как горло, шею, так и женскую грудь (и именно так и истолковал его английский переводчик), но в XVI веке такого значения у него еще не появилось. Призовем на помощь специалиста в области этимологии и лексикографии Рэндла Котгрейва. Долгие годы он жил во Франции и в 1611 году выпустил монументальный труд «Словарь французского и английского языков». В этом словаре сказано, что слово gorge означает «горло, глотку, нижнюю часть зева». Если речь шла о женщине, то могло иметься в виду все, что располагается между шеей и молочной железой. Однако Котгрейв заверяет, что для обозначения самой «груди» употреблялось слово la seine.
Что имел в виду де Месс, когда писал (используем слова переводчика): «ниже, покуда мог видеть глаз, ее кожа казалась ослепительно-белой и нежной»?
[1103] А то, что видно-то ему как раз почти ничего не было. Более того, переводчик не предупреждает нас, что часть слов в рукописи отсутствует и он склеивает два обрамляющие лакуну предложения в одно: «Грудь была в морщинах, однако ниже, покуда мог видеть глаз, ее кожа казалась ослепительно-белой и нежной». И почти целое столетие мы были уверены, что именно так де Месс все и описал. Современные специалисты по костюмам той эпохи отмечают, что в Италии и Венеции в то время носили декольте, приоткрывающее ложбинку между грудей
[1104]. Так, если де Месс и видел мельком грудь Елизаветы, то не потому, что она отчаянно пыталась выглядеть сексуальной, но лишь потому, что всегда следовала моде.
И подобной путаницы в описании женских нарядов тех времен хватает. В том же дурном переводе сказано, что во время второй аудиенции посла королева была одета в платье из черной тафты, отделанной — на итальянский манер — золотым галуном. «Подъюбник был из белого дамаста», как и сорочка, которую королева спереди расстегнула так, что «был виден весь ее живот до самого пупка». «Поднимая голову, она ловко прикасалась обеими руками к платью, как бы приоткрывая его настолько, что можно было увидеть живот»
[1105].
И снова, обратившись к французскому подлиннику, мы не находим и намека на подобную пошлую эротику. То, что переводчик назвал «сорочкой» (chemise), в контексте итальянской моды того времени означало что-то вроде украшенного вышивкой жилета-лифа. О «подъюбнике» в оригинале также ни слова, француз пишет о «нижнем платье». А в 1590-е годы под жилетом-лифом дамы носили шелковую сорочку, которая не открывала тела ниже той самой ложбинки между грудей и также украшалась прорезями. В большинстве случаев итальянские платья, по описанию схожие с тем, что было тогда на Елизавете, требовали такого «двойного белья». Что же касается жеста Елизаветы, когда она поднимала голову и касалась руками краев платья, то верхняя часть его действительно приоткрывалась, однако далее следовал следующий «слой», то есть сорочка. И вероятно, именно через ее прорези он мог едва заметить проблески «живота» (estomach) вплоть до «пупка» (nombril), но это тоже было частью тогдашней моды. Обнаженного тела как такового видно конечно же не было
[1106].
Есть грубые ошибки и в переводе описания третьей аудиенции. На этот раз на Елизавете «белое платье из серебристой ткани с вырезом, полностью открывающим грудь». И в оригинале де Месс действительно использует слово seine («грудь»)
[1107]. Однако там же мы читаем, что декольте было вырезано полукругом по итальянской моде (именно такое значение в XVI веке было у слова échancré). Подобный тип декольте действительно обнажал грудь, но лишь самую верхнюю ее часть
[1108]. Но и это мы не можем считать некой игривой провокацией, ведь в платье с аналогичным вырезом она предстает и на «Портрете Елизаветы с радугой», сделанном за несколько лет до того. А это ее изображение никто ни разу не назвал «провокационным» или «вызывающим».
Интересны сделанные Андре Юро описания облика Елизаветы в целом — очень живые и честные:
На голове ее был большой красноватого цвета парик с бессчетными серебряными и золотыми блестками. На лоб с него спускалось несколько жемчужин… Лицо выдавало почтенный возраст. Оно было вытянутым и худым, а зубы пожелтели и предстали не такими ровными, какими, как я слышал, они были ранее. Некоторых зубов не хватало вовсе, поэтому, когда королева говорила быстро, понять ее было не так просто
[1109].
Это описание дополняет свидетельство немецкого путешественника Пауля Хенцнера, побывавшего в Гринвиче в 1598 году:
