Пока ухаживания молодых красавцев, таких как Рэли и Эссекс, тешили ее тщеславие, в глазах придворных королева выглядела нелепой. Культ Глорианы достиг такого размаха, что несколько отравил придворную культуру. Весь двор обязан был верить в то, что королева чуть ли не вторая Мадонна: табу, которое нарушил Эссекс, пробормотав, что «ум ее стал так же худ, как и стан».
Для подавляющего большинства подданных, которых королева абстрактно звала «мой народ» и чью любовь считала неоспоримой с момента своего восшествия на престол, двор был отдельным миром. В 1601 году Елизавета красноречиво обращается к членам парламента: «Я согласилась стать свечой истинного девства, чтобы своей жизнью освещать и укреплять тех, кто ниже меня», — но здесь она обманывает себя
[1637]. Для большинства, которому приходилось преодолевать порой неимоверные трудности, просто чтобы выжить, королева была лишь образом, маячившим вдалеке, а то и просто именем. Социальные и экономические последствия длительной войны сильно ударили по уровню жизни населения, однако вместо того, чтобы предпринять необходимые меры по восстановлению нарушенного равновесия, Елизавета ждала, что это сделают городские и окружные магистраты. Положение ухудшилось в несколько раз, когда тысячи тяжелораненых и больных солдат и матросов без средств к существованию начали возвращаться домой. Так Елизавета отплатила тем, кто бился с Непобедимой армадой, — оставила их умирать в трущобах. Из всех военных, которые сопровождали Эссекса и сэра Джона Норриса в Северной Франции, милости королевы удостоились лишь высокородные офицеры, но не простые пехотинцы, которым пришлось своим ходом добираться домой, мучась от голода. Елизавета всю жизнь была ужасным снобом.
В последние годы жизни королева часто болела, но вплоть до момента смерти Кейт Кэри ее ум оставался живым и гибким. Одному Сесилу удавалось обманывать ее, и то на протяжении всего двух лет. Заявления некоторых биографов о том, что незадолго до смерти ей неким образом удалось обнаружить факт тайной переписки между Лондоном и Эдинбургом, не имеют под собой реальной основы
[1638]. Не можем мы судить и о том, сколь далеко продвинулись ее догадки относительно того, что Сесил намеренно подстроил провал Эссекса в Ирландии.
Если бы Елизавете пришлось судить саму себя, она бы сочла своим самым серьезным испытанием вовсе не угрозу Непобедимой армады в 1588 году и не последующие морские походы, а казнь Марии Стюарт. Наиглавнейшей целью Елизаветы была защита идеала установленной Богом монархии. Она всегда считала, что, подписав смертный приговор своей шотландской кузине, она подорвет авторитет монархический, после чего Англия погрузится в дикие, необузданные, первобытные времена короля Лира, правителя вересковых пустошей. Ей просто не повезло жить в эпоху, когда нюансы династической преемственности вступили в борьбу с идеалами подлинно протестантского государства. В то время как Елизавета склонялась к идеалам наследственности, в лице Бёрли побеждали идеи протестантизма. Причиной тому главным образом Религиозные войны во Франции и героическая борьба нидерландских кальвинистов. По обе стороны религиозного конфликта находилось множество людей, готовых оправдать заговор с целью убийства, выборную монархию или еще что похуже.
К 1601 году Елизавета обнаружила, что ее парламент не на шутку разобщен, а подданные требуют перемен. Самым страшным кошмаром королевы были «толпы людей за дверью, заявляющих, что все они честные граждане», заполонившие приемную палаты общин и устроившие публичную демонстрацию с целью заставить парламент «проявить сочувствие к их бедам». Такое положение дел напоминало ей о заговоре Эссекса, «трагедии», которую «разыграли на улицах города и в домах лондонцев сорок раз». Такие требования подразумевали, что монархия должна стать подотчетной парламенту, а парламент — народу, а идеи такого рода были для Елизаветы совершенно неприемлемы.
Последнее слово пусть останется за Рэли, блестящим оратором. Оправдываясь перед своими обвинителями на заседании суда в Винчестере, он гениально охарактеризовал положение королевы в последние годы и недели ее царствования. Он описал ее как «даму, которую время застигло врасплох»
[1639]. Не только скорбь по Кейт Кэри явилась причиной смерти королевы — если сообщения о том, что траур по фрейлине приблизил ее конец, вообще можно считать достоверными. Елизавета оплакивала кончину Англии — той Англии и тех идеалов, которыми так дорожили она и ее отец. Королева, может быть, и оставалась все той же, но мир вокруг нее стал уже другим.
И это было ее истинной трагедией.
Благодарности
Благодаря открытию новых источников, в том числе в Северной Европе, об эпохе правления Елизаветы, написание этой книги стало для меня подлинной экспедицией к неизведанным берегам. Выражаю особую благодарность сотрудникам Большого зала Национального архива в Кью за их неоценимую помощь, а также кураторам «корпуса Ришелье» Национальной библиотеки Франции за предоставленные ими электронные версии целого ряда дипломатических документов. Сотрудники Национального архива Бельгии в Брюсселе, удачно расположенного рядом с Королевскими музеями изящных искусств, сделали много больше, чем велит им служебный долг, позволив мне рыться в несметном количестве коробок и папок с документами. Благодаря им мне удалось обнаружить, что действительная нумерация ряда документов не соответствует нумерации в электронных каталогах. Как всегда, огромную помощь оказали работники Британской библиотеки, Библиотеки Кембриджского университета, Шекспировской библиотеки Фолджера и Лондонской библиотеки. Генеалогические древа, а также карты Северной Франции, Нидерландов и Ирландии были оцифрованы Ричардом Гаем. В работе с картинами, другими изображениями, а также в вопросах прав на их воспроизведение мне помогли разобраться Эмма Браун и Изабель Йейтс.
Новые электронные методы поиска стали для меня большим подспорьем, хотя большинство документов все равно приходилось изучать по старинке. Так, множество любопытнейших открытий было сделано мною в архивах совершенно случайно во время чтения рукописей «вживую». Я бесконечно благодарен своим студентам — бывшим и нынешним — в Колледже Клэр в Кембридже. Они были первыми слушателями, на которых я обкатывал новые материалы, и они неизменно помогали мне своими тонкими замечаниями и вопросами. Многим я обязан д-ру Гэбриелу Хитону, сотрудничающему с аукционным домом «Сотбис», за то, что он предоставил мне возможность изучить недавно обнаруженные письма Марии Стюарт перед тем, как они были проданы с молотка.
Я восхищаюсь своими агентами в Лондоне и Нью-Йорке Питером Робинсоном и Грен Фокс и благодарен им за постоянную поддержку и полезные советы. Я выражаю благодарность Венеции Баттерфилд и Дэниелу Крю, редакторам издательства «Викинг Паблишерс», за быструю и внимательную работу. Их замечания и предложения по первому варианту рукописи были бесценными. Последний вариант рукописи был блестяще подготовлен Сарой Дэй. А под чутким надзором редактора Кейт Тейлор книга вышла в свет без лишних трудностей. Я благодарен всем.
